Юрий Антропов - Ивановский кряж

— Раз ты не получил приглашение, — озадачилась Аня, — так куда же пойдешь без него?

Она спросила без всякой задней мысли, а получилось — уколола в самое больное место.

— А чего меня приглашать, — сразу взвился Иван Игнатьевич, — что ли я чужой плавилке?

— Да я ж не говорю, что чужой. Я про то, что на дверях-то, поди, стоят дежурные, и тебя они, может, в лицо не знают… Стой-ка! — осенило ее. — Давай я схожу к Малюгиным, Петро-то должен ведать, рассылали их, эти приглашения, или нет. То юбилей, а то — вымпел. Может, и не надо никаких приглашений.

Иван Игнатьевич поколебался, обдумывая этот ход жены, вдруг решившей помочь ему.

— Не надо, Аня. Зачем ходить? Я и так… Мало ли что не работал в плавилке последние годы! А эти значки, — хлопнул он себя по груди, — я где, интересно, заработал? На мясокомбинате, может? Вот то-то и оно. У тех же печей стоял. У шахтных.

Он себя успокаивал, а не ее вовсе, как поняла Аня.

— Все же схожу я, Ваня! Ну загляну как бы между прочим. За солью к Шуре. Она у меня вчера дрожжей просила, а я попрошу соли. И попутно Петра поддену: мол, чего не являешься отыгрываться, так и хочешь дураком остаться? А потом и про это самое приглашение…

Она живо устремилась к двери, на ходу поправляя на голове косынку, но Ивану Игнатьевичу это не понравилось.

— Да остынь ты, Аня! Чего засуетилась? Делать, что ли, тебе больше нечего? — одернул он жену. — Не надо никуда бегать. Я вот сейчас прямиком поеду во Дворец культуры. Там же не один Малюгин будет. Ребята подойдут, Сапрунов Коля. Вместе с ними и… Без всякого приглашения.

Иван Игнатьевич натянул на себя тужурку, шапку.

— А обувь-то? — остановила его Аня.

Он глянул на свои ноги. Вот это вырядился! Присев в коридоре на маленький стульчик, скинул тапки.

— Гляди, замерзнут ноги-то, — подала Аня припылившиеся за зиму туфли.

— А чего им мерзнуть? Я ж трамваем. А остановка рядом с Дворцом.

Встал, притопнул. Ссохлись немного. Ничего, разойдутся-растопчутся.

— Ну, я пошел.

Аня накинула телогрейку. Он поглядел на жену напоследок, но осаживать не стал — пусть проводит до крыльца. Любит она смотреть вслед, кто бы ни уходил из дому — если, конечно, по важному делу человек направляется, а не так просто. Выходит, дело у него сегодня не пустячное.

На улице Иван Игнатьевич зажмурился — до того ярко резануло солнышко по глазам, дробя на ресницах крохотные радуги. На закате оно уже было, а все же силу выказывало весеннюю. И то сказать: день теперь сравнялся с ночью. Значит, перезимовали. «Ну и слава богу, — сказал себе Иван Игнатьевич. — Уж и надоели эти морозы, испереязви их! И откуда только берется такая дурная сила?»

Он прошелся немного по темной, с лужицами в лунках от следов, тропинке и не выдержал, встал и повернулся к Ане.

— Слышишь, как синичка-то наяривает?

— Где? — спросила она, удивляясь такой перемене в нем.

— Да вон же! Ишь на ветке как хорошо устроилась. Перезимовала, варначка!

— Ага… Капели подпевает. Я еще днем слушала. Под окнами такой звон стоял! По старому тазику — дзинь, дзинь… И синичка вроде как в лад подхватывает.

— А может, со мной пойдешь? — неуверенно спросил он жену.

— Да ну… — смутилась она еще больше. — Куда я пойду? — и оглядела себя.

— Да ты переоденься. Я подожду.

Иван Игнатьевич отступил со скользкой дорожки на подтаявший снежок и притопнул ногами, убеждая тем самым жену: мол, ты видишь — я тут и буду тебя дожидаться столько времени, сколько тебе понадобится на сборы. Аня поняла это и, слегка зардевшись, с улыбкой покачала головой, словно говоря: «Нет, Ваня, и хотела бы я пойти с тобой, да не могу, мне же в свою контору надо».

Он вздохнул, тоже понимая ее без слов, и уже хотел было повернуться и идти на трамвайную остановку, но Аня, вдруг лукаво подмигнув ему, сказала:

— Погоди-ка, погоди… — и быстренько скрылась в подъезде.

«Чего это она? — озадачился Иван Игнатьевич. — Неужели и впрямь решила поехать со мной? Бросит контору немытой? Дернула меня за язык нелегкая… Мало того что самого не пригласили, так еще и жену с собой прихвачу…»

Аня, однако, вернулась быстро, по-прежнему в телогрейке и шлепанцах на босу ногу.

— Ваня! — повеселевшим голосом начала она прямо от порога. — Ты уже отправляешься, а Петро еще только бриться начал.

— Бриться? Разве он дома?

— Ага! Сидит с намыленными щеками. Говорит: «Чего это Иван не заходит? Я ж ему пригласительный билет принес, на работе не успел передать»…