Оливия Лэнг - Crudo

Поэты один за другим сошли со сцены. Ее внимание привлекла зеленая шелковая юбка, горчичное платье. Но он выиграл! Прозвучало его имя. Когда он поднимался обратно, мужчина позади нее сказал, что у него приятное лицо. Ранее этот мужчина сконфуженно рассказывал про Таймс-сквер, что там слишком много народу. Что ж, народу там, правда, полно, и лицо у него, правда, замечательное. Речь он, разумеется, не заготовил. Спасибо, сказал он. Спасибо всем вам. Она целую вечность не могла до него добраться, а когда добралась, люди всё равно влезали между ними и обступали со всех сторон. Питер, я Питер. Я знаю, что вы Питер, заверила она. Они очень долго ждали напитков и выпили их слишком быстро; он разговаривал со своим бывшим студентом и был так счастлив, что, ей-богу, не мог выговорить ни слова. Они ненадолго заскочили на вечеринку; к счастью, она знала, где быстрее всего поймать кэб, чтобы успеть на поезд. Машина то трогалась, то останавливалась, мост Ватерлоо, Юстон-роуд, почему-то темой для разговора оказался всё тот же педофил. Они не могли уснуть от волнения, они лежали, перешептываясь и выдумывая песни, я люблю тебя, сказала она и целиком закуталась в его руки.

На следующий день было равноденствие; на следующий день пришел ее последний день в Англии. Абсолютно необремененное небо, синева цвета флагов и матросов. Выпала обильная роса, ее голову от левого глаза до основания черепа сзади пронизывала досадная боль, металлический стержень с шипами. Ей предстояло забрать валюту и собрать вещи, упаковать жизнь и уплыть на своей маленькой лодочке, которую она разлюбила. Она не хотела быть одна, с нее хватит, это тема вчерашнего дня и, без сомнения, завтрашнего. Меня сейчас стошнит, сказала она и побежала наверх, где ее стошнило. Боль была нестерпимая, она качалась под одеялом, бормоча и всхлипывая. Наконец, боль немного утихла, и она смогла пробежаться по электронной почте, пока он лежал рядом и напевал. Вот так мы теперь живем, а когда ты вернешься, нашему браку стукнет восемь недель, а восьмерка на боку превращается в вечность, а значит, мы с тобой навсегда, что, конечно, неправда, но думать об этом приятно.

Головная боль проходила, становилась всё меньше и меньше, пока она вовсе не перестала ее замечать. Она попробовала зарегистрироваться на рейс, но в билете оказалась ошибка: кто-то неверно напечатал ее дату рождения, скинув ее возраст до тридцати восьми. Она позвонила в «Американские авиалинии», и ей сообщили сложный список действий, которые ей необходимо выполнить. Она всё сделала, но оказалось, что это неправильный список. После нескольких бесед мужчина с красивым голосом заверил ее, что всё будет хорошо. У вас есть разрешение на въезд? У вас действительный паспорт? Всё будет в порядке. Перед этим в середине того синего дня она сходила на почту за деньгами, где стояла в очереди за женщиной, пытавшейся отправить письмо в Калифорнию. В следующий раз заполните таможенную форму, сказал ей работник почты. На границе могут придраться. Он сказал что-то еще, и женщина, выходя, крикнула через плечо, что она не из Японии. Я подумал, из Японии, сказал мужчина, озадаченный и явно уязвленный. Может, кореянка. Но похожа на японку. Он внимательно пересчитал деньги Кэти; у него была маленькая подушечка, о которую он увлажнял пальцы, но она оказалась слишком сухая, он нашел бутылку воды, спрятавшуюся за кассовым автоматом, и смочил подушечку. Видите, какая система, сказал он Кэти. Это чтоб я мог быстрее считать. Пятьдесят, пятьдесят, двадцать, двадцать, десять, пять, один.

Той ночью она трижды меняла кровати: она то и дело просыпалась – ей казалось, что кто-то есть на кухне. Она пришла к нему в час тридцать, он нашарил своей рукой ее руку и ухватился за нее. Она слушала его дыхание с долгими паузами из-за апноэ. Она не первая, кто так делал, она даже не первая, кто записал свои переживания по этому поводу. Она любила его так сильно, что захватывало дух, этого теплого спящего зверька, его золотистые глаза; он открыл их и посмотрел на нее любовно. Пип, сказал он. Мой Пип.

Он разбудил ее в семь тридцать с чаем, к тому времени она уже снова вернулась в свою кровать. 23 сентября 2017 года. Они прильнули друг к другу. Они еще никогда не расставались надолго. Ей не доводилось в жизни уезжать от мужа. Он отвез ее в аэропорт – «Я отвезу, разговор окончен», – пускай она уже купила билет на поезд, пускай она злилась от страха, что он попадет в аварию. Чемоданы собраны, застегнуты, все зарядники уложены между носками и трусами, никто не мог усомниться, что она взяла всё необходимое, если не считать мокасин от Гуччи, которые не влезли, о чем она в скором времени пожалеет. Они ехали в машине молча, держась за руки и переключая туда-сюда кондиционер; деревья – как маленькие желтые факелы, некоторые переросшие в алые всполохи. Это была Англия, она будет по ней скучать, хоть та изменилась до неузнаваемости, расизм официально победил. Она начинала жутко нервничать по поводу регистрации, они встряли в пробку на М40, она считала минуты и дергала себя за губу. Но всё было в порядке, Пип, всё хорошо; они припарковались и зашли в аэропорт, у них оставалась уйма времени.