Алекс Тарн - Шабатон [Журнальный вариант]

Да нет, чушь полнейшая…

А непонятней всего — бабушка. Как могло случиться, что бабушка Лиза признала мужа в вернувшемся с Колымы абсолютно чужом человеке? Или бабушка Лиза — тоже… того?.. Бабушка Лиза — тоже не всамделишная бабушка! Эта догадка пронзила доктора Островски настолько, что он тут же заказал пятый комплект. Бармен с сомнением покачал головой. Весь вид его говорил: «А стоит ли, мсье?»

— Это за бабушку, — все так же по-русски объяснил ему Игаль. — Знаешь, как детей кормят: за маму, за папу… Так вот это — за бабушку. Которая на самом деле не бабушка. Но и не дедушка. И не я. Потому что я — хрен знает кто.

Как видно, объяснение прозвучало достаточно убедительно, так как парень принес заказанное. Дальше в памяти доктора Островски образовался некоторый провал, виновна в котором была все та же пурга, завесившая красно-белым пологом весь видимый мир. Тем не менее, доктор мужественно шел сквозь метель, как капитанская дочка, как Ричард Зорге, как бабушка Наум. Время от времени в заснеженной степи вспыхивал киноэкран с более-менее яркой картинкой. Вот озабоченное лицо бармена, который настойчиво трясет его за плечо и повторяет: «Такси, мсье! Такси!» Вот таксист, непонятно ругаясь, прислоняет его к столбику у ярко освещенного входа в отель. Вот красный ворс под ногами и удивление — откуда в степи взяться красной ковровой дорожке? Неужели они с Ниной получили-таки Оскара за свой фильм? И всё. После дорожки и Оскара — полное и окончательное затмение, до утра, до утренней головной боли и нынешнего дурацкого вида со скупердяйским французским полотенчиком на бедрах.

— Отвернись, — сказал он. — Мне надо одеться.

— Да ладно, — иронически хмыкнула госпожа Брандт перед тем как снова повернуться к экранчику камеры. — Перед родной тетей-то чего стесняться. Я ж тебя еще младенчиком в ванночке купала, насмотрелась на твой краник.

Доктор Островски вздохнул и стал одеваться, но вдруг замер, пораженный неожиданной мыслью.

— Слушай, — проговорил он, — неужели я проспал больше суток?

— С чего ты взял? — отозвалась Нина.

— Ну как… Мы были у Клиши в понедельник, а наш самолет в среду. Значит…

— Ничего это не «значит», — оборвала госпожа Брандт. — Успокойся, сегодня вторник.

— Тогда почему…

— Почему-почему… — раздраженно передразнила она. — Потому! Я поменяла рейс. Мы летим в Ниццу. И не из Брюсселя, а отсюда, из местного аэропорта.

Ботинок выпал из руки доктора Островски.

— Ну что ты на меня уставился? — продолжала Нина. — Мне надо делать фильм, ясно? Надо создать картину расследования — постепенного, трудного, от двери к двери, от загадки к загадке. Это тебе не поездка на шабатном лифте… — тут чем больше остановок, тем лучше.

— Но зачем Ницца? При чем тут Ницца? Ты с ума сошла… мне завтра надо быть дома…

Нина презрительно фыркнула.

— Да не убежит от тебя твой дом! План такой: сегодня мы летим в Ниццу, берем там машину, едем в Савону, а завтра вечером улетаем из Милана. Проще простого. Жене доложишь, что решил посетить еще и Миланский универ. Кстати, обрати внимание: я забочусь о твоей семейной жизни, не только о личной. Настоящая любящая тетя!

— В Савону? — простонал Игаль. — В какую Савону… впервые слышу о какой-то Савоне… Скажи, это наяву, или я еще сплю?

— В Савоне жил близкий друг твоего деда. Ну, не совсем деда… «деда Наума», который на самом деле не дед, а Андре Клиши, он же Андрей Калишев.

— Калищев… — отрешенно уставившись в пол, поправил доктор Островски.

— Не заставляй меня выговаривать то, чего я не могу выговорить. В общем, когда ты вчера сбежал, я выудила у Клиши довольно много ценных наводок. Помнишь, он рассказывал об итальянском анархисте, который принес им весть о гибели отца? Некто по имени Умберто Марзоччи? Он многое знал о прошлом Калишева…

— Калищева…

— Сейчас получишь по ушам, — пообещала госпожа Брандт. — В общем, сам Марзоччи уже помер, но оставил целую полку дневников. И сейчас в городке под названием Савона живет журналист, который мечтает эти дневники опубликовать. Клиши ему позвонил, и парень в полном восторге, что кого-то еще интересует эта тема. Уверяю тебя — стоит ему увидеть мою камеру, как он тут же выложит всю подноготную.

— Подожди, — мрачно проговорил Игаль. — На черта нам подноготная какого-то заштатного итальянского анархиста?

— Заштатного? — повторила Нина. — Заштатного? Никакой он не заштатный. Его имя есть в энциклопедии — Клиши мне показывал. Твой дед Наум был его старшим другом, образцом для подражания.