Авраам Иегошуа - Поздний развод

– О важности каждого пишущего опираться исключительно на конкретику, отталкиваясь от мгновенных физических ощущений, – только такой подход, по его мнению, имеет хоть какое-то значение… что-то в этом роде…

– Важность конкретики? Болтовня. О чем он толкует? И что он во всем этом понимает? Пусть тебя не обманывает его авторитет… это парень из тех, кто обожает почитательниц, за ним всегда тащился целый хвост девчонок, слушавших его с разинутым ртом. Я мог бы рассказать тебе об этом кое-что… Не слушай никого, особенно таких вот краснобаев. Прислушивайся только к себе самой! И знаешь что? Я тоже хотел бы взглянуть на то, что ты пишешь… если ты доверяешь моему мнению… кое-что я соображаю еще в подобных вещах. Можешь дать мне это прямо сейчас… или нет, лучше, если ты пришлешь мне по почте. Я чувствую, что мне понравится… особенно после того, как мы встретились и познакомились друг с другом. И вот еще… не обращай внимания на Аси. Он циник. В мире есть еще так много интересного – для меня, во всяком случае, мне всегда хочется узнать что-то новое. Я уже говорил с ним о том, чтобы вы оба приехали и пожили с нами в Америке какое-то время. Я бы нашел для него там работу – на курсах усовершенствования, например. Ну а кроме всего прочего, я его отец. И ты тоже, дорогая моя… как только я сброшу с себя все это… сброшу со своих плеч этот груз, это чертово бремя моей жизни…

Его глаза сверкают, кровь приливает к лицу, он хватает мою руку, он прижимает меня к стене и возбужденно шепчет, словно разговаривая с самим собой:

– Я не знаю, что тебе рассказывал Аси, он ведь и сам толком не знает всего… Но он в этом не виноват. Виноват во всем только я сам, ведь это сам я решил терпеливо дожидаться, пока он вырастет, повзрослеет и уйдет из дома, с женой, делающим серьезную, достойную, успешную карьеру… не могу сказать тебе, насколько я счастлив сейчас, что хотя бы на несколько часов приехал сегодня в Иерусалим. Теперь я успокоился и могу подумать о себе самом. Сказать тебе, чего я хочу сейчас больше всего? Всего лишь иметь возможность сделать кого-нибудь хоть чуточку более счастливым. И обрести это счастье самому. Мне многого не надо. Иметь хоть такую же маленькую квартирку… я был бы более чем счастлив жить в окружении нормальных простых людей. Ты ведь понятия не имеешь, как тяжело все это было… и я честно терпел все это до тех пор, пока она не проткнула меня ножом…

Его дрожащие пальцы снова забегали по пуговицам рубашки.

Меня охватывает ужас. Я стою, вдавившись в стену, его лицо маячит передо мной, его глаза полны слез, а снаружи ночь, ветер… и Аси, закрытый в ванной.

– Я не проклинаю их. Ведь речь идет об их матери. Но не могли же они всерьез думать, что до конца своих дней я буду прикован к ней… Закончив жизнь во мраке безумия… что за участь для живой материи, трепещущей плоти, конкретного человека… к слову, вот тебе та самая конкретика, обратить внимание на которую и советовал тебе утренний твой писатель, конкретный факт, физически неопровержимый, но смертельно опасный для человека, исполненного, кроме всего прочего, жизнью духовной… здесь все вместе и в итоге… это я, человек духа и плоти, живой человек… посмотри на меня, ведь я еще не стар, мне всего лишь шестьдесят четыре, люди все еще тянутся ко мне, к такому, каков я есть. Они встречаются со мной, дарят мне свою любовь… и во мне еще достаточно сил, чтобы ответить на нее, я все еще могу… Аси скажет тебе…

Аси, незамеченный нами, безмолвно стоял на пороге в своей банной пижаме, лицо его было совершенно белым. Его отец, взглянув на него, вдруг улыбнулся ему, и слезы у него на глазах высохли.

– Иди, – говорит он мне. – Иди, он ждет тебя. Желаю вам спокойной ночи.

И он трогательно целует меня в лоб.

– Откройте немного окно, Иегуда. Комнату надо проветрить, – говорю я. – От дыма в ней нечем дышать.

Он в нерешительности. А я удивляюсь тому, что назвала его по имени.

– Чуть попозже вы сможете снова закрыть их.

– Хорошо.

– Если мы завтра встанем пораньше, то оставим здесь Аси, а сами сможем поехать и поздороваться с моими родителями. Они там были огорчены, когда узнали, что вы собираетесь уже завтра уезжать…

Я хотела еще кое-что добавить, но он уже уловил по моему голосу, насколько я огорчена.

– Ладно, ладно, хорошо. Прекрасно придумано. Я поднимусь пораньше… ты сама меня разбудишь…

Я открываю окно и вглядываюсь в темные блоки жилых домов. Сильный, то ли зимний еще, то ли уже весенний, ветер врывается в открытое окно. Я собираю по всей гостиной грязную посуду и проскальзываю к раковине. Есть вещи поважнее посуды. Как там поживает моя героиня? По-моему, сейчас самое время наделить ее каким-нибудь именем. Я просто слышу, как она требует, чтобы ее называли по имени. Это должно быть совершенно простое имя. Ее зовут Сара. Просто Сара? Ужас, что и говорить. Конечно, ничего общего с теми экзотическими именами, которые звучат в сериалах с экрана телевизора. Зато если мой рассказ когда-нибудь захотят перевести, то с именем героини, по крайней мере, проблем не возникнет. Ох, где же ты сейчас, моя милая? Наглухо замурована в своей комнате с этим младенцем, в отношении которого у нее все больше и больше открываются глаза: он – умственно неполноценный. Что-то немного не так у него с мозгами. Не исключаю, что его мать будет только рада избавиться от него. Что за невероятная идея пришла мне в голову – новый свежий взгляд на открывающиеся перед литературой возможности. Но литературе – с моей помощью – дано невероятное превратить в вероятное. Похоже, я создаю новый жанр – трагедию абсурда, опасность лишь в том, чтобы не стать самой одним из основных персонажей.