Король пожелал стереть напыщенные словеса под колоссальными полотнами Лебрена [77] Шарль Лебрен (1619–1690) — первый королевский живописец Людовика XIV. Работал над интерьерами Лувра и Версаля.
в Большой галерее. Историографам велено сделать иначе — благородно и просто. «Наши подписи будут столь же скромны, сколь огромны картины, — обещают они. — Под большими портретами, ниспадающими драпировками — всего несколько слов, будто бы отчеканенных в золоте».
Король отдает приказ атаковать одновременно четыре голландских форта. 1672 г. Взятие города и крепости Гента за шесть дней. 1678 г.
Факты, цифры, даты и ничего больше.
— Смотрите, — шутит Никола, — если и дальше так пойдет, настанет день, когда мы не посмеем написать ни единого слова, заботясь о краткости.
— Что ж, запишем молчание.
Вдруг всюду — в Академии и вне ее — вновь разгораются распри. Суждения о нем и о Корнеле вылезают, точно сорняки из-под земли, оживает давно похороненный кошмар его молодости. Их сравнивают, говорят о гении мужеском и женственном. Решают с новым пылом, кто из них двоих останется в веках как воплощение французского духа. Никола, несмотря на болезнь, развивает бешеную деятельность, и чем больше тратит сил, тем больше их у него прибывает. Тогда как Жан бережет свои силы, сосредоточенно работает и только изредка и нехотя вставляет реплику-другую. При одной мысли о мертвом Корнеле он ясно видит свой собственный труп. Еще немного, и с обоих снимут мерки, чтобы узнать, который тяжелее, холоднее и крупнее.
Засев у себя в кабинете, он приступает к подготовке нового издания всех десяти своих трагедий, к которым он прибавил две недавние речи. Спокойно перечитывает, проверяет пунктуацию, заботясь о грамматике гораздо больше, чем о благозвучии, однако же, едва услышит вдалеке голос Катрин или детей, как отвлекается, теряет нить. А на вопрос жены, что его так заботит и что он делает часами взаперти, ссылается на королевские заказы или же просто отвечает, что сидит без дела. Но все это неправда. Часами напролет он напряженно думает над важными вопросами. К примеру, после долгих колебаний решает изменить название «Федры и Ипполита». Отныне это будет «Федра». В тот день к семейному столу он вышел с каким-то особенным видом и бархатным взглядом, будто избавился от тяжкой ноши. Катрин встревожилась — он выглядит таким усталым. Он возразил, сказав, что здравые и верные решения всегда приносят пользу. И хоть она не поняла, о чем он говорит, но согласилась.
Никто не удивился этой перемене, когда новое издание вышло в свет. Жан ждал, что скажет Ментенон [78] Франсуаза д’Обинье, маркиза де Ментенон (1635–1719) происходила из знатного, обедневшего протестантского рода (ее прадедом был один из предводителей гугенотов, поэт-воин Теодор Агриппа д’Обинье), она получила строгое протестантское воспитание, но была помещена в католический монастырь и обращена в католичество. С 1652 по 1660 год была женой знаменитого поэта и вольнодумца Поля Скаррона и держала модный светский салон. После смерти мужа осталась без средств к существованию и стала воспитательницей детей Людовика XIV и его фаворитки мадам де Монтеспан. Король все больше сближался с уже немолодой Франсуазой, в 1675 году дал ей титул маркизы, а после смерти королевы, в 1683 году сочетался с ней морганатическим браком. Ее суровое благочестие оказало влияние на настроение Людовика и всего двора. В 1686 году она основала школу Сен-Сир для дочерей бедных дворян, послужившую позднее образцом для Екатерины II при учреждении Смольного института.
, но не дождался. Маркиза только чуть заметно дернула верхней губой, и по лицу ее скользнула тень, как каждый раз, когда она заговорит о грехе и спасении. «По этой легкой дрожи видно, чего ей стоит заглянуть в омут прошлого», — думает Жан. Он всегда помнит, что она, супруга самого могущественного в Европе монарха, — так же, как он, страдает от раздвоенности и не успокоится, пока ей не удастся внести строй в свою жизнь, хоть как-то увязать между собой ее периоды, направить в некое единое русло, чтобы смягчить и искупить все, что в ней было нечестивого.
Когда Жан первый раз попал в ее новую женскую школу недалеко от Версаля, он вздрогнул и невольно прошептал: если исчезнет Пор-Рояль, он не сможет жить дальше.
Ментенон показала ему каждый уголок. Рассказала, что там преподают, посвятила в свой грандиозный план. Вокруг снуют, улыбаются, прыскают, хихикают маленькие девочки и девушки постарше; и чем дальше, тем яснее видятся Жану за этими стайками хрупкие девичьи фигурки, которые он столько раз видел, стоя у лестницы в сотню ступенек, и чьи тени постоянно стоят между ним и его пятью дочерьми. Под конец, устав от бесконечной болтовни юных провинциалок, он помрачнел.
Читать дальше