Марианна Кожевникова - Простые вещи

Сева был уже навеселе, улыбчив и благодушен. Он мотнул подбородком в сторону окна, явно приглашая взглянуть и Саню. Саня послушно взглянул и увидел Вадика. Вадик, похоже, вдохновенно произносил монолог. Прислушавшись, Саня различил даже отдельные фразы. «Европа должна познакомиться с русским искусством! Я понял, что мой долг показать наше искусство во всех европейских столицах! Со следующей выставкой мы поедем в вечный город Рим!»

— Ишь, каким соловьем заливается мой ученичок! — широко ухмыльнулся Сева. — Не все у нас просто. Если хочешь знать, целая интрига.

Севе хотелось рассказать про интригу, и Саня не мог отказать приятелю, он приготовился его выслушать.

— Девицу-красавицу рассмотрел? — продолжал тот.

Саня перевел глаза с Вадика на девицу и замер: в нише окна на фоне парижских балкончиков стояла скромнейшая, аккуратнейшая Катенька Мелещенко и благовоспитанно слушала Вадика, самозабвенно повествующего о перспективах выставочного дела, которому он, кажется, собрался посвятить всю свою жизнь. Александр Павлович замер, подобрался и стал слушать с повышенным интересом.

— Хороша? — ухмыльнулся Сева. — То-то, брат! И мы с тобой, скинь нам годков по пятнадцать, понеслись бы ради такой завоевывать Париж.

В Севиных словах прозвучала такая горькая правда, что Саня поспешил запить ее глотком вина.

— А что? Надо было завоевывать? — осведомился он.

— Еще как надо! — отозвался Сева. — Познакомил их я.

Саня тут же вспомнил, что и его ввел в мир киношников Сева. Кто, как не Всеволод Андреевич, представил его главному кинобоссу Иващенко, от которого он, Александр Павлович Иргунов, получил в конце концов работу. Но не просто работу, а соавторство с молодым начинающим киносценаристом Екатериной Мелещенко, на которую он и проработал всю весну. Мелещенки и Иващенки были в каком-то тридесятом родстве или большой дружбе, потому и стала Катенька главной, а он, опытный литератор, остался у нее в подмастерьях. Однако Париж был подарком киношников, так что обижаться не приходилось. Да он и не обижался, он ожил сердцем благодаря Катеньке…

— На мой взгляд, пара подходящая, — продолжал говорить Сева. — Хорошая пара. Я ведь человек практический. Катерине хорошо бы в Москве осесть, она в Москве только учится. Вадик — коренной москвич, талантливый парень. Она тоже не бездарь, к тому же со связями: папа у нее в Париже работает. Одним словом, Кате Москва не повредит в качестве места жительства, Вадику-художнику поездки в Париж пойдут на пользу. Так я рассудил и молодежь познакомил. Поначалу дело пошло на лад. Во всяком случае, Вадик в экстазе. Но красавица в Париж укатила, а когда приехала, что-то переменилось. Вадим напрягся. Он же парень самолюбивый. Но держать себя в узде умеет. Виду не показал.

«Может, и я тут не без греха, — подумал Александр Павлович, — очень уж энергично взял Катеньку в оборот — работа, экскурсии, уроки». Но теперь он и Катеньку увидел по-другому — ее неуступчивость, оказывается, таила под собой житейскую подоплеку. Когда он предлагал ей изменить характер героя, наделить его горячим сердцем и буйной фантазией, Екатерина Прекрасная видела перед собой конкретный живой прототип и просила помощи у более опытного соавтора: подскажи, как поведет себя именно такой человек? Ведь не все в жизни переменишь. Она обдумывала определенную житейскую ситуацию, пыталась предугадать, к чему она поведет. В упорстве Катеньки не было самолюбивого упрямства, она стремилась как можно добросовестнее разобраться со своим героем.

— Потом Вадим напрягся еще больше и решил, что завоюет Париж! И прекрасную даму тоже! — Сева гордо взглянул на приятеля: что, мол, скажешь? Не перевелись еще богатыри на Руси! — Мы немного помогли мальчику всей компанией и…

— «Ан, глядь, уж мы в Париже. С Луи Ле Дезире», — закончил Саня словами любимого им Алексея Николаевича Толстого и обеими руками пригладил волосы.

Он находился в некотором замешательстве. Мог ли он догадаться, что вошел в состав экспедиции, отправившейся завоевывать этакий Монблан? Жизнь всегда радовала его присущим ей юмором, не обманула и на этот раз, посмеяться было над чем…

Мысли текли своим чередом, а глаза продолжали наблюдать за молодыми людьми. Катю Александр Павлович знал неплохо, потаенное сияние в ней замечалось, но, судя по всему, к Вадиму не имело никакого отношения. К молодому человеку, скорее, относилось легкое напряжение, складочка между бровей, с какой его слушали и готовились отвечать. Ответ, по всей видимости, не мог порадовать ни его, ни ее. Вадим же говорил со страстью и увлечением, руки помогали ему говорить, энергично отсекая помехи.