Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

К этому времени относится ещё один приснившийся мне сон, который, в некоторой степени, предопределил мой последующий путь. С другой стороны, он показал мне, что я нетерпеливая выскочка, не успев обдумать свои порывы, готовая хвататься за всё. Но статься, это не так уж и плохо?

Итак, мне представился зал с овальным столом, вокруг которого сидели фигуры. Одна из них распределяла обязанности: «У нас есть почти все, кроме Весов, Водолея и Волос Вероники. Кто будет за них? И тут я вскакиваю, протягивая вперёд руку, и заявляю: «Я буду и Весами, и Водолеем, и Волосами Вероники». - «Да будет так», - сказал ведущий и, кажется, стукнул молоточком по столу.

Смешно, но кажется, в моей жизни так и выходило. Отслужив Овном, я взялась за роль Весов, а покончив с этим, стала выполнять работу Водолея. Что же ждёт меня на поприще Волос Вероники?

Дроздов был особенно увлечён работой с картами Таро. Они были изображены на большом мягком листе в виде единой таблицы, которую Андрей любовно раскладывал по полу и просил нас на них медитировать. В процессе медитации надо было попытаться понять, что в них заключено. Тогда же нам «отксерили» и «ГОМа». Позже я узнала, что это были записи лекций русского мариниста Генриха Оттовича Менделя, но до сих пор в среде эзотериков сей труд так и именуется - «ГОМом». В своих лекциях автор, опираясь на математические символы, расшифровывал герметические карты Таро. Так я получила первые осязаемые сведения о Гермесе Трисмегисте и его «Изумрудных Скрижалях».

«ГОМ» постепенно приоткрыл передо мной завесу оккультных тайн, дал метафизический ключ к пониманию самой сути эзотеризма, сыграл важнейшую роль в развитии моего слышания. Но об этом речь дальше. А пока мы собирались раз в неделю, и Андрей придумывал для нас различные задания. Иногда он заглядывал в блокнот, в котором, видимо, был заранее составленный им план.

Однажды, когда мы, сидя у Андрея, медитировали на тему мёртвых, случилось следующее. Я вдруг почувствовала, что по моей ладони кто-то водит подобием кисточки, выписывая один и тот же знак.

- Мне на ладони кто-то рисует! - воскликнула я.

- Кто? Узнай, кто рисует, - заинтересованно, но с тенью сомнения спросил Андрей.

Я задала мысленный вопрос. И с удивлением скорее поняла, чем услышала: «Мама!»

- Это моя мама, которая умерла! - я была поражена и одновременно в сомнениях. Ведь это был первый контакт с «тонким» миром и первое касание «слышания».

Потом мы, сидя за чайным столом, угощались кексом, который, благодаря постоянному пристрастию к нему, назвали эзотерическим.

- А что там тебе рисовали? - вспомнил Дроздов.

Я изобразила рисунок на запотевшем стекле.

- Как вы думаете, что это значит? - спросил Андрей, обращаясь к группе.

Все начали высказывать свои предположения, но они как-то не впечатляли. Тогда он обратился ко мне с требованием «послушать». И хотя я плохо представляла себе, как это сделать, задала немой вопрос маме и скорее поняла, чем «услышала» ответ: это символ сперматозоида, входящего в клетку.

- Непонятно, к чему всё это, но здорово! Ну, Овны дают! - восторженно воскликнул Андрей.

Но я осталась в сомнениях: может быть, я сама всё это придумала и инсценировала - захотелось отличиться? В общем, этот первый прорыв в «слышание» на время остался без особого моего внимания. Зато на Андрея, видимо, произвёл впечатление. Он стал уделять мне больше времени, хотя тогда я не придала этому особого значения. Просто решила, что, как и Людмила, он почувствовал у меня наличие потенциальных возможностей и готов сделать из меня «первую ученицу». Мне это было приятно, возможно, льстило моему честолюбию, и я старалась почаще находиться рядом с ним, но при этом относилась к нему как к патриарху, трепетно внимая его словам и отринув всякие чувства.

То, что мне может его не хватать, я почувствовала совершенно неожиданно. Андрея Дроздова не было с нами, когда на Рождество 82 года мы решили провести ночь все вместе, отправившись группой в церковь на службу. Мы с вечера собрались у Кондрашина на Каретном ряду, а потом шли по сверкающему снегу, на белой простыне которого отпечатывался каждый наш шаг, по Садовому кольцу. И мне было тоскливо, что нет рядом Дроздова. Мне казалось, что своим присутствием он наполнил бы наше бдение каким-то особым смыслом, что без него стало невозможным.

А предыстория была такова, что я, как говорится, своими руками отправила его подальше, то бишь в подмосковный дом отдыха. Он обратился ко мне с просьбой «послушать», как ему поступить. «Меня отправляют в какое-то путешествие», - как всегда загадочно, в своей манере объявил он. Подразумевалось, что им движет провиденье. Я с готовностью принялась «слушать». «Тебя там ждёт восточная красавица,…с ней предстоит поработать» - и что-то ещё в том же роде объявила я, что удалось уловить в астрале. «Ну что ж, раз ты велишь, надо ехать!» - и он исчез на месяц. Кстати, этот инцидент ещё раз указывает на то, что Дроздов никаких других эмоций, кроме дружеского участия и уважения ученицы к учителю, у меня не вызывал.