Лариса Исарова - Записки старшеклассницы

Меня эта фраза очень поразила. Как он это понял, он же сам не воевал, был маленький!

И вечером я замучила отца расспросами о его батальоне. Многое в детстве проскочило, чуть зацепившись в памяти, но кое-что осело. Сейчас он отпросился покурить, у него горло пересохло. Но у него даже глаза помолодели, когда он вспоминал прошлое. И мама предложила написать о ее двух подругах-близнецах: они ушли на фронт и погибли, спасая командира…

Да, забегала к Мар-Владе, но с ней сейчас трудно советоваться; по-моему, она решила выходить замуж. Все время там торчит этот Кеша, пьет кофе — он притащил туда две большущие банки английского растворимого кофе — и рассказывает о своей новой машине «Жигули». Он строит такие планы на летний отпуск, что хотя бы ради этого можно выйти замуж. Даже странно, что он моряк, из него вполне мог бы писатель получиться…

Я рада за Мар-Владу, но чуточку грустно: теперь я ей не буду нужна, она уйдет, как и моя мама, в «личную жизнь».

Ой, что было!

Но лучше по порядку. Три дня назад я спросила Мар-Владу, что такое «бездуховная», мама меня так назвала, потому что я не читала еще «Божественную комедию» Данте. Она ужасается, что молодежь с каждым годом читает все меньше, сама она книгам отдает каждую секунду.

— Бездуховный человек не имеет внутренней культуры, интеллекта, живет только «хлебом единым», — сказала Мар-Влада.

— Но начитанность — признак духовности? — приставала я.

Кеша захихикал:

— Признак напичканности. Начитанность без смысла ведет к несварению желудка…

Мар-Влада махнула на него рукой, но не зло. Он смешил не только словами, но и мимикой: брови у него вставали и образовывали равнобедренный треугольник на лбу, нос морщился, как у принюхивающегося к вкусному щенка, а веснушки на смуглой коже казались нарочно для веселья присыпанными.

— Вот мама книжки читает, чтоб нам с папой нос утереть… А потом, может духовный человек книги любить больше людей? Будет ли лицемерить? У мамы в библиотеке есть тетка, ужасная сплетница; мама ее не выносит, но всегда рассыпается в любезностях, когда та забегает: она что-то в месткоме делает. А я с ней вчера не поздоровалась, сказала, что не люблю сплетниц.

— Представляю восторг мамы! — Кеша смеялся необыкновенно заразительно, я даже против воли его поддерживала всегда. Мне казалось, что он может часами пить кофе, курить и хихикать над пустяками, как наши мальчишки; даже странно; ведь не молодой человек, если друг детства Мар-Влады…

— А почему надо здороваться с теми, кого не уважаешь? — спросила я. — Пусть я бездуховная, но я не буду говорить колкости своим близким. А вот мама вызовет меня на откровенность, а потом отцу передает все, что я говорила под горячую руку. Честно, да?

— Начитанность в моих глазах не определяет человеческую ценность… — сказала Мар-Влада и так посмотрела на Кешу, что он мгновенно поднял руки, точно сдавался. — Главное — отношение к людям…

— Да, ты еще в школе была ослицей, — непочтительно сказал Кеша и тут же ударил себя по губам с необыкновенно плутовским видом. — Прошу прощения, я забыл, что здесь находится член классного коллектива. (Мар-Влада покачала головой, глядя на него, как на ребенка.) И пусть меня осудит Академия педнаук, но я расскажу, отчего мы поссорились в девятом классе почти на десять лет…

Он со вкусом закурил, снова хлебнул кофе и начал, как настоящий артист:

— Итак, леди без джентльменов! Моя соученица была приятной во всех отношениях, кроме одного: она не умела прощать врунов. И однажды я имел неосторожность пообещать ей, что поеду в больницу навестить одного олуха из нашего класса. Она дала для него книгу и пакет с конфетами. А я не поехал: жалко было пропускать хоккей по телеку. Ну, а утром сообщил, что был и все выполнил, что из-за этого даже уроки не приготовил, намекнул, что стоило бы помочь тонущему, дать списать…

— И дала? — не выдержала я.

— Дала… — Мар-Влада виновато шмыгнула носом, как девочка.

— Я собирался поехать в больницу на другой день, но опять что-то отвлекло, а на третий день он явился в класс. И она меня встретила с видом городничего, узнавшего о приезде настоящего ревизора.

— Ругалась?

— Если бы! Она просто перестала меня видеть, в упор не замечала… — Он засмеялся, поднялся и лениво сказал: — Слушайте, девочки, неохота мне через весь город на Бобике тащиться. (Так он свою машину называл.) Может, оставить ее возле дома здесь? До завтра? Понимаешь, водитель я еще зеленый, боюсь вечером через Москву ехать, еще прокол заработаю…