Лариса Исарова - Записки старшеклассницы

— Простите, может быть, нам с ним поговорить наедине… — сказала Мар-Влада, — эта девочка из его класса…

Следователь так на меня посмотрел, точно примерял Мишку ко мне; наверное, решил, что мы особые друзья…

— Поговорите… — Он хмыкнул. — Только где вас посадить?

— А их за что? — хихикнул Мишка.

— Никуда он не сбежит…

Но следователь был в сомнении.

— Если он мог гнать машину под выстрелами…

Мишка горделиво приосанился. Он увлекался кинофильмами про ковбоев, он даже в школу ходил в техасах со всякими металлическими заклепками и цепочками, несмотря на возмущение Иконы.

В конце концов следователь вышел из своего кабинета и запер нас с Мишкой.

— Злитесь? — спросил Мишка Мар-Владу.

— Да нет, удивляюсь…

— А я знал, что она вашего кавалера, машина? На ней написано, да? А он сразу вопить, как увидел, что скаты прострелены. А она целехонька, только нос о столб помялся и фара левая вдребезги.

Он перевел дух и вдруг мечтательно улыбнулся:

— А здорово мы мчались: свистки, выстрелы…

У него было такое лицо, точно ему не шестнадцать лет, а шесть; курносый, веснушчатый, рыжий, он напоминал немного клоунов цирка, над которыми все смеются, когда они выходят в спадающих штанах на арену.

— Ваш кавалер орал, что я дармоед, в жизни своими руками ничего не заработал… Вот он столько копил на «Жигули», а я только с родителей тяну — «дай-дай…».

— Как ты открыл машину? — спросила Мар-Влада ровным голосом.

Ее лицо было таким застывшим, точно ее раз и навсегда заморозили в холодильнике.

— Подумаешь! Мне знакомый слесарь связку ключей дал… Я как увидел эту белянку возле дома, сразу решил, что уведу…

— Но ведь воды в радиаторе не было…

— Подумаешь! Пятьсот метров я ее «на так» прогнал, потом забежал к корешам в один двор, залил кипяток…

— И никто не остановил тебя?

— Подумаешь! Стемнело, да и рожу я сделал пофасоннее…

Он ладонью начесал рыжие волосы на лоб, сдвинул брови и вытянул вперед челюсть. Он думал, что похож на решительного мужчину, а был копией обезьяны, которую недавно по телевизору показывали.

Я оглядывала комнату, в которую нас заперли. Странная комната: без лица. Серые стены, два канцелярских стола, два стула, два желтых шкафа. Даже карандаши не лежали. И хоть форточку приоткрыли, казалось, и воздух здесь под замком.

Мишка рассматривал свои руки, исцарапанные, грязные; он очень гордился этой историей, на нем так и было написано…

— Ну, а для чего ты угнал машину? — после паузы спросила Мар-Влада.

— Расколоть хотите? — Мишка даже вскочил, покраснел.

— Мне казалось, что мы друзья…

Он сел и вздохнул:

— Вы же им сообщите, обязаны…

— Я ничего не обещаю, но если ты не трус, ты скажешь мне правду…

Она смотрела на него, как гипнотизер, и он стал ерзать.

— Чья это инициатива?

— Ну, моя.

Мишка затравленно смотрел на нас из-под рыжих волос.

— Я хотел одну церковь размотать…

— Что?! — У Мар-Влады подскочили брови.

— Ага, недалеко от колхоза, где мы летом работали. Там полно икон, а службы почти не бывает, а за них хорошие деньги дают…

Мы молчали в растерянности, а он говорил торопливо, точно радуясь возможности выговориться и даже посоветоваться.

— А кому они нужны, если церковь забита? Делов-то на час. Только машина нужна.

— Твой топор был? — спросила Мар-Влада.

— Нет, кореша. Он предложил, сказал, что замок им легко сбить…

Я вспомнила лето, церквушку на берегу, наши прогулки после работы. Мишка был там веселый, простой, он работал не хуже Гриши, хотя и меньше ростом, и еще он всегда помогал девочкам на кухне: поднимал котел, носил дрова… Он говорил, что девчонкам вредна тяжелая работа.

— Конечно, надо было номер на машине заляпать или сменить…

Мишка все переживал свою неудачу, он даже не думал о последствиях. Он и в школе был такой, однодумка…

Мар-Влада прошлась по комнате, заложив руки за спину, лицо ее старело, сейчас даже мама выглядела моложе.

— Зачем тебе деньги? — спросила она, став перед ним.

Он вздохнул, точно просыпаясь от яркого солнца.

— Уехать хотел. Паспорт есть, а на дорогу ни шиша. Не могу с ними жить больше…

— Решил начать самостоятельную жизнь с грабежа?

— Да какой это грабеж, они же ничьи, иконы эти дурацкие! Их только дураки и спекулянты покупают…

Он был убежден, что ничего плохого не делал.

— Неужели нельзя было с матерью поговорить? Она бы отпустила, — сказала я.

— Но у нее денег нет, при таком «папочке»: все, что она приносит, он пропивает. — Мишкино лицо передернулось. — Стрелять бы этих пьяниц, как бешеных собак, так нет, их милиция бережет…