Маргит Каффка - Цвета и годы

— Что за постная физиономия, — хлопнет его по спине дядя Иштван. — Так из тебя епископа не выйдет. Щенок ты еще, крещения настоящего не принял.

— И миром настоящим не помазан, — вторила Илка, покатываясь со смеху. — Не только богу, и черту надо поставить свечку.

Шандор краснел до ушей, жалко даже становилось. Иной раз подступлю к нему попросту, по-товарищески:

— А скажи, Шандор, по правде только, вы так вот и веруете во все, что там написано?

— Магда, как ты можешь спрашивать?

— Нет, я подумала только, что все эти умные, любезные, благовоспитанные, изысканно одетые священнослужители, — они не такие, как ты. И однако же отличные священники и продвигаются все выше и выше. Уж не сговорились ли они между собой скрывать истину?

— Но, Магда, ты серьезно?..

— Нет, просто так в голову пришло. Ты и не подозреваешь, и вдруг окажется: все это — тайный сговор; конечно, из добрых побуждений, из участия к людям. Все: и отпущение грехов, и что мы воскреснем… И вдруг ты догадаешься в один прекрасный день?..

— Магда, прошу тебя, ради бога, перестань! Я не могу этого слушать! Пусть даже окажется, что все неверующие, — я не разуверюсь! Потому что, несмотря ни на что, это правда!

— Но откуда такая уверенность?..

— Она во мне самом! Потому что она нужна! Будь это неправда, в нее не верило бы столько людей, столько веков. Такая великолепная, совершенная организация, как церковь… Вера — это часть меня. Человек погибает, не имея ничего нерушимого, что выше всех сомнений и может послужить опорой. Не нужно только думать обо всем, мышление — оно вторично. Надо уметь и душой пристать, прилепиться к чему-то. Нет, я не сумею как следует сказать о вере, я только ее скромный рядовой.

— Наверно, ты прав, я, — кажется, тебя понимаю, — ответила я поспешно, потому что кто-то подошел и помешал.

«Да, может, он и недалекий, зато добрый, славный и чистый!» Из всех своих в нем я особенно ощущала родного, близкого себе. И сынишка наш, по-моему, походил на него. Играя с Питю, водя его за ручку по манежику, Шандор со своей тонзурой удивительно-напоминал пестующих Иисуса молодых монахов-исповедников со старых картинок.

Вошедший, кто нам помешал, был учитель-француз, недавно попавший в город и тотчас приглашенный мужем обучать меня языку. Всю зиму долбили мы спряжения и grammaire [26] Грамматику (фр.) . по книжке. Человек с неопределенным прошлым, мосье Бардо вел странное существование. Платье у него всегда было в пыли, под ногтями грязь, а перо вытирал он о собственные жесткие черные волосы. Нередко от моего учителя явственно попахивало палинкой. Ближе к весне его несколько раз обнаруживали утром вдрызг пьяным в парке на скамейке. Тут он сразу потерял свои уроки и исчез из города столь же внезапно, как и появился.

Ене просто повадился тогда баловать меня всякими подобными затеями. Как-то у меня заболел зуб, и он выписал самою дорогого дантиста из Дебрецена. Кончилось дело тем, что я разнервничалась, раскапризничалась, расплакалась и не дала вырвать зуб, — огромные траты оказались напрасны. Вот благодарный повод для служащих в поместье почесать за ужином языками! «И пусть завидуют, очень хорошо!» — посмеивалась я не без злорадства.

А осенью с превеликим шумом, после щедрых пиров, речей и возлияний граф Лайош Синери был избран в парламент. Крестьян за свой счет надлежащим образом настроил Петер Телекди, в городе благожелательное отношение обеспечил Ене. Влиятельным вербовщиком голосов оказался и Петер Кенде, в тяжбе с которым поместье в самом деле уступило. Правда, удалось это единственно благодаря моей родне; граф сам почел нужным с этим посчитаться и написал Ене вежливое, почти дружеское благодарственное письмо. «Так Шерерам и надо!» — торжествовала я победу.

Тогда же, весной, вице-губернатором к нам назначили Йолшваи, чья жена, урожденная баронесса Мелани Портельки, приходилась мне троюродной сестрой.

Не без некоторой настороженности и недоверчивости ожидала я первого визита: не попытается ли она дать почувствовать разницу в положении благодаря состоянию и титулу, добытым разными интригами в пресловутую эпоху Баха [27] Бах Александр-Антон (1813–1893), барон — рьяный «умиротворитель» Венгрии после поражения революции 1848 г., поборник абсолютистской власти Габсбургов. . «Нашлась указчица! — уже заранее кипятилась я. — У нее прапрадед и тот в глаза не видывал Портелека, этой закинутой за дальние болота деревеньки, старинного дома со столбчатой галереей, где жили еще отцовы родители и куда я в воображении могу в любую минуту вернуться, опять увидеть сквозь дымку детских воспоминаний двор с гумном, жернов с ручным приводом, каменный фронтон и уступчатые карнизы!» Я порешила соблюдать величайшую осторожность, чтобы не показаться слишком искательной и падкой на кумовство со знатью. Но вышло по-иному. Мелани меня совершенно обезоружила своей непривычно обходительной, даже чуть аффектированной любезностью.