Маргит Каффка - Цвета и годы

— А на самом деле?

— Ищу. А что, сам не знаю. Вчерашний день, прошлогоднее лето, болячку старую… Что-то или кого-то.

— Кого и нет уже?

— Ну, чтобы вспомнить получше. Как на кладбище. Хочется иногда потосковать!

Странно и стыдно сейчас, на старости лет, передавать давнишние, глупые эти слова; горькую усмешку вызывают эти неуклюжие попытки нового любовного объяснения. Как шаблонны они, как просто их разучить, хотя даже для актера слишком дешев их примитивный пафос! Есть ли, однако, свои, особые приметы у настоящего чувства и умышленного кокетства? Нет, как нет разных ртов для разных поцелуев, особых мерок для различения женской и мужской любви. «Всякая любовь чувственна», — любят рассуждать сегодня. Но с не меньшим правом самую пошлую страстишку можно назвать духовной. Ведь пока она длится, и фантазия есть, и чувство: без них ничего невозможна. Лгать целиком, только лгать — на такой труд, такую жертву и мужчина едва ли способен. Зачем же здесь все это описывать? Кто знает. Мне уже пятьдесят, я повидала жизнь, но мужчин до конца так и не поняла.

Тогда же — о, тогда каждое его сдавленное, таящее скрытый намек слово дивным обещанием западало в мою ликующую душу. Пылкие слова раскаляли, казалось, самый воздух вокруг меня, — и я сама безотчетно этого хотела, этого жаждала, а больше, пожалуй, ничего.

Илка горячо обняла меня на прощанье и шепнула на ухо, что навестит послезавтра. Всю вторую половину дня я причесывалась, мечтательно чему-то улыбаясь. Долго полировала ногти, завернувшись в красивый желтый пушистый халат. «Значит, и супружество — еще не самоотречение, не отказ от всего, и оно что-то обещает, какие-то события, — может быть, страдания», — нечто в этом роде бродило в голове. Илка в самом деле явилась в сопровождении Табоди.

Втроем мы сидели за столом в маленькой гостиной, у модного торшера, который я обтянула розовым кружевным тюлем. Эти минуты я вспоминаю с охотой, они прекраснейшие в моей жизни, все ее счастье, быть может! Сидеть с чуть щемящей печалью в домашнем тепле, в тишине и уюте; порознь, в романтической недосягаемости и в то же время тайно, волнующе принадлежа друг другу и каждым умышленно-случайным движением, каждым оброненным и на лету подхваченным словом чуя, подтверждая эту близость…

Ни разу я не подумала: «Вот бы Илки здесь не было». Наоборот, именно с ней я говорила охотней, по-женски доверительно и серьезно. Жизнь помянем с ней, судьбу, — Илка вздохнет, а я на лампу устремлю пристальный взор. Эндре помрачнеет, поглубже уйдет в кресло, неотрывно и почти все время молча глядя на меня.

Пришел муж, звонко, бодро, весело поздоровался. Я не противясь подставила щечку, — пусть Эндре видит, как Ене меня целует.

Спустя несколько минут между мужчинами уже завязался оживленный разговор. Краем уха я слышала: о земле, — где что продается или сдается в аренду графом.

Под этим предлогом Табоди несколько недель заглядывал к нам, — нередко еще и до прихода Ене из казино [24] Казино — так назывались тогда в Венгрии клубы. .

— Не сердитесь. Не могу я уехать. Знаю, что надеяться не на что, но уж потерпите. Дайте еще на себя, на вас обоих поглядеть.

Я кивала, теребя на кресле бахрому. Лампа тихонько потрескивала, пламя вспыхивало; с улицы доносился глухой звук шагов по заснеженной мостовой; служанка гремела посудой на кухне. О, бесценные, дорогие минуты! Любящий человек, с кем, однако, я смела могу остаться наедине — именно потому, что любит… Наверно, во сне или воображении он откровенней бросался ко мне, обнимал, целовал… Но мне на втором году замужества и такие пылко-безмолвные полчаса давали полное удовлетворение.

Приходил Ене, дружески, сердечно уговаривал гостя остаться поужинать.

— Хорошо вот так с вами посидеть! — меланхолично говаривал Эндре после стакана-другого вина. — Приятно видеть настоящее счастье!

— А мы и правда счастливы, а, дикарочка моя? — смеялся Ене, дотрагиваясь до моей руки. — Так бери пример: сам, приятель, женись, не откладывай! Брак — вот главное в жизни, как тут ни крути!

— Да уж и не знаю, женюсь ли, найду ли когда-нибудь жену.

— Вот тебе на! Увел, что ли, кто?

— Да вроде того.

— А что же вы уступили? — осмелилась и я вмешаться в игру.

— Так, из трусости, по глупости. Сделаешь не то — и майся после всю жизнь.

— Э, братец, мало их разве, жен, только выбирай! — с истинным простодушием ничего не подозревающего мужа рассмеялся Ене и подлил себе в стакан.