Лариса Исарова - Задача со многими неизвестными

А вот Кострова в университет не попала. Сведения о ней доходили ко мне только случайно. В школе она не появлялась. Лишь на второй год она поступила в историко-архивный институт. Но такое нарушение честолюбивых планов, видимо, что-то надломило в этой одаренной девочке. Она сторонилась своих соучеников, ходила, опустив глаза в землю, сутулясь, точно потеряла и пыталась найти что-то очень ценное.

И я не сразу ее узнала, когда встретила. Лишь пройдя мимо, вспомнила, оглянулась, но ее уже не было.

Я долго не знала, почему она провалила экзамены в университет. Оказалось — из-за Мамедова. Она была сильнее его и в математике, и в физике. Таисия Сергеевна попросила ее позаниматься с ним перед самыми экзаменами, чтобы он повторил билеты. Их экзамены совпадали, но Кострова об этом не думала. Она проводила у них по многу часов, упорно заставляя его заучивать, репетировать ответы.

Мамедов был с ней галантен, сдержан, ежедневно провожал домой, но когда сдал и математику, и физику, решил сказать честно, что она ему не нравится и никогда не понравится…

— Главное, не морочить девочке голову, правда? — рассказывала Таисия Сергеевна. — А Костя, человек совестливый, мог бы вообразить, что у него есть обязательства. Лучше сразу все обрубить, вы со мной согласны?

— А Костя до сих пор увлечен Тиной Петровной?

Таисия Сергеевна засмеялась, как всегда, громко:

— Что вы, я давным-давно его излечила. Еще в десятом. Я его познакомила с прелестным существом, дочкой нашего приятеля. И он мгновенно был сражен наповал. Конечно, Костя немножечко влюбчив. Но кто бросит за это в него камень? Да и девочка глупенькая. А кому нужна умная жена. С такой — сплошные хлопоты. Вы со мной согласны?

Да, за Мамедова переживать не приходилось, мама сдувала все пылинки на его пути. А вот Кострову я часто вспоминаю с чувством вины перед этой девочкой. Может быть, я оттолкнула ее тем, что слишком иронически отнеслась к ее попыткам независимости? Или она все равно бы не оттаяла, ожесточенная матерью? Не знаю.

Но до сих пор ноет у меня душа, когда я вспоминаю эту девочку…

С Ланщиковым у меня сразу сложились нелегкие отношения. Он взбунтовался, получив первую двойку. На вопрос о «лишних людях» в произведениях Гоголя он ответил:

— Вий.

— Что?

— Не Вий? Тогда, наверное, Чичиков…

Я секунду смотрела в его разноцветные глаза, потом открыла журнал, собираясь ставить двойку.

— А почему «пара»? Вы меня толком и не спрашивали. Я могу отвечать, я хочу отвечать, я все знаю…

Я снова заглянула в его глаза, один был карий, другой — синий. Это производило удивительное впечатление.

— Хорошо, расскажите об эволюции «лишних людей» в 40-х годах XIX века…

Ланщиков заложил руки в карманы и лениво сказал:

— Значит, когда Герцена и Огарева наказало общество, они стали в людях разжигать разные идеи. Ну, то есть — желание образования…

— Садитесь, не стоит тратить время на такой ответ…

— А почему? Я хоть что-то отвечал, Буракову вы поставили тройку, а он и того не знал…

— Я хотела от вас услышать не набор общих слов, а рассказ о Чацком, Онегине, Печорине, о Бельтове…

— Откуда я это могу знать?

Ланщикова удивительно портили развязные манеры, развязность интонации и неопрятность в одежде. Ворот куртки не застегнут, рубашка и брюки такие мятые, точно он в них спит месяцами…

— Вы проходили в восьмом классе и Грибоедова, и Пушкина, и Лермонтова, и Гоголя…

Лицо Ланщикова скучнело, и вдруг он перебил меня с подлинной страстью:

— Так что — я их должен помнить с восьмого класса?!

— Увы! — посочувствовала я. — Должны. Или хотя бы знать то, о чем я рассказывала на прошлом уроке.

— А этого нет в учебнике…

— Тем не менее можно было запомнить или записать.

— Что? Буду я еще учителя на уроках записывать, мало нам домашних заданий!

— Садитесь! — Спорить с ним можно было бесконечно, и я решительно поставила ему двойку.

Он сел, но стал довольно громко ворчать:

— Конечно, новый учитель — новые порядки, а вот раньше от нас ничего такого не требовали, лишь бы что-нибудь знали, и то спасибо, у меня четверка была, у меня не может быть тройки, а уж двойка — это просто бесчеловечно…

И все это без пауз, на одной жужжащей ноте, как бормашина. От его подвываний у меня стала кружиться голова, и я попросила дневник Ланщикова.