Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

Замечания Адовардо в этом втором акте книги I служат, в основном, для указаний на сложность реальных вещей, иначе говоря, выражают сомнения, которые опыт и знание предмета обсуждения per pruova заставляют высказать перед лицом чисто интеллектуальных построений.

Тем не менее, необходимое для настоящего диалога желание собеседников вместе идти по пути познания и понимания и вытекающее из него глубокое согласие не только препятствуют разрыву, но и способствуют признанию достигнутых совместно результатов, как явствует из последних строк первой книги De familia [352] Ibid. , 2409–2418. .

Во второй книге De familia столкновение идей и сопоставление мнений развивается исключительно в рамках дедуктивного знания per coniettura , поскольку оба собеседника, Баттиста и Лионардо, не располагают большим опытом и знаниями per pruova, как и третье действующее лицо, Карло. Иначе и не могло быть, ибо по поводу затронутых предметов, любви и всего, что касается деторождения, родов и вскармливания младенцев, в общем, res uxoria, даже богословы и врачи того времени (fisici filosafi, или просто fisici , на которых часто ссылается Лионардо [353] Ср. De familia, II 1016–1017, 1216, etc. ) располагали лишь умозрительным знанием. Здесь стоит заметить, что явное драматическое упрощение этой книги вытекает из отсутствия в ней, так сказать, рупора опыта, и это относится также к несколько искусственному зачину дискуссии Лионардо и Баттисты о силе любви [354] Ibid., 118–163. .

Не стоит, разумеется, забывать и о роли самого сюжета и его явного «неудобства», которое заставляет Баттисту краснеть и колебаться [355] Ср. ibid. , 156–158. . Обсуждение и идейное противостояние не становятся от этого менее реальными, а согласие, достигнутое в конце, выглядит относительным и частичным.

Небезынтересно отметить также, что, с точки зрения построения диалога, указанное обсуждение основывается на disputatio in utramque partem — и поскольку речь идет о «философских» спорах, ведомых «учеными» litterati (вскоре, как мы видели, они, по общему согласию, переходят к изложению в виде oratio perpetua, то есть продолжительной речи одного из них), и это еще один признак использования mimesis ’а в De familia .

Итак, мы переходим к беседам в первом акте книге III, который интересует нас больше всего с точки зрения сопоставления эмпирического знания per pruova и философского знания per coniettura . Как мы уже говорили и как отмечает сам Альберти в Прологе, обращенном к Франческо д’Альтобьянко, образцом послужил диалог «О хозяйстве» Ксенофонта, в котором изложена довольно продолжительная беседа между Сократом и Исхомахом об управлении домом, о воспитании молодой жены ее мужем и об основах сельского хозяйства. По правде говоря, заявление автора, которое мы имеем в виду, относится исключительно к языку, к стилю сочинения, к их намеренной простоте и «обнаженности» [356] Ср. ibid., Proemio del libro III 120–123. . Но было бы неправильно утверждать, что это «подражательное упражнение», если в нем действительно есть подражание, не распространяется и на другие области: начиная от названия и до разговора Джанноццо с женой, который иногда близко напоминает беседы Исхомаха с его супругой, а также некоторые его ремарки; точек соприкосновения немало, как немало и заимствований, сделанных нашим гуманистом у Ксенофонта. Подробный комментарий к тексту Economicus, опубликованный Франческо Карло Пеллегрини в начале прошлого века в своем издании I primi tre libri della famiglia Альберти, обнаруживает много словесных совпадений.

В самом деле, уже личные качества Джанноццо, представленного Альберти весьма уважаемым человеком [357] De familia, III 7–9. , выглядят в целом, mutatis mutandis , копией личных качеств Исхомаха, с которым желает встретиться Сократ, а затем называет его «прекрасным человеком» (Kalos Kagathos ) [358] Ср. Xenophon, Economique, VI 8, etc. Относительно скорее социального, чем морального смысла этого выражения см. замечания П. Шантрэна, особенно на р. 56, п. 3, цитированного издания. , чья репутация полностью соответствует внутренним качествам, а конкретные советы и опыт бесценны. Таким образом, не будет невероятным предположить, что беседа Лионардо и Джанноццо навеяна у Альберти чтением Ксенофонта.

Однако Лионардо из книг De familia не Сократ, не завораживающий силой ума философ платоновских диалогов и, может быть, еще менее Сократ Ксенофонта, который рассказывает Критобулу о своих встречах с Исхомахом; безликий персонаж и посредственный мыслитель, восторгающийся «истинами», преподносимыми ему собеседником как универсальные; в сущности, статист, «внимающий землевладельцу, наставляющему его в основах домостроя и пользования имением» [359] Р. Chantraine, «Notice», cit., p. 9. . Иначе обстоит дело с Лионардо в первом акте книги III De familia , единственным из участников диалогов, которые различаются своим отношением к практическому опыту и дедуктивному, или философскому знанию, кто полностью чужд всякому испытанию perpruova. Сравнение этих двух способов познания от этого только выигрывает, а их взаимное дополнение выступает на первый план.