*
Мария такая, хочется ее назвать Машей или еще как-нибудь… Такая девочка, где-то в Крыму или где, развешивает мокрое белье… Солнце… Рыжий спокойный прогретый денек. И вдруг Ангел легонько — топ-топ. Такой трудяга, ему потом столько пришлось всего организовать… А крылья у него за спиной — как руки Алдашина, живут себе сами. И этот Ангел говорит Маше, нет, он шепчет Маше на ушко (мы не слышим, там все без единого слова, мы просто догадываемся):
— Маша… — шепчет он, — это… (…Ну и дальше шепчет.)
А Маша (смущенно): «Кто?! Я?!»
А наш Ангел: «Ну?! А кто?!»
Маша такая девочка хорошая, послушная, опускает пустой таз из-под белья на землю под деревья, идет в дом свой маленький, и тут — ой, Боже! Боже! — шум крыльев, и голубь! — трижды смотрела, сердце замирает в этом месте. Маша дверь — хлоп! Ангел остался в саду, и вдруг с дерева груша ему под ноги — тыдынц! На! Молодец!
Ангел: «О! Груша!» — поднял, обтер ее о рубашечку, надкусил и почесал дальше по тропиночке устраивать дела мира.
А тут Иосиф, крепкий, большой, надежный плотник — в дверь с инструментами своими в специальном ящике деревянном, а из дому голубь… Все непросто…
А потом — уже Вифлеем. Ливень, сумрак вечный, толпы людей, никто никому не нужен. Маша с большим животом, на ослике, Иосиф мечется — ночевать негде. И тогда он находит этот хлев и несколькими движениями своих сильных крепких умелых рук — раз-два! — и дверь подправил, и крышу заделал, и огонь развел. Что бы она делала без Иосифа, не представляю. И вот — кри-и-и-ик! — родился малыш.
Иосиф какой-то не в себе — его же можно понять — мучат его сомнения… А тут Ангел наш. Тот знакомый, который грушу ел… Он вообще уже совсем забегался, летит-летит, а на землю опускается, как неопытный парашютист, чуть не падает, ножки заплетаются.
Так вот, открывает он перед Иосифом Большую Главную Книгу, показывает пальчиком, мол, читай, а Иосиф только отмахивается, ай, мол, оставьте этих ваших книжек… И тут вдруг на небе появляется огромная Звезда, такая, как ромашка садовая, как засияет!
Ангел: «Ага! Ага! Ну?! А теперь?!»
Иосиф поднимает свое лицо, а глаза у него, как у Алдашина. Верней, как его правый глаз, — у Алдашина Миши глаза немного разные, как у многих талантливых людей… Такая в нем дегтярная ночь, сила и скорбь… И какое-то новое узнавание.
*
И вот несет Иосиф воду в деревянном ведре — набрал у водопада, и сам отхлебнул немного из ладони, несет он ведро, и это ведро тяжелое так перегнуло на сторону его большое плотное тело… И он несет-несет, тяжело ступая, откинув для равновесия свободную руку, а мы смотрим — несет — топ-топ-топ — несет — и думаем, а там, в хлеву, там, в люлечке, маленький мальчик… Мальчик маленький… Их же в Вифлееме посчитали — поставили две палочки, а их уже трое…
И вот Мария выливает воду в корытце или в ушат и так ладошкой поводила, и вдруг этот жест — локоточком в воду… Это с ума сойти! Ну откуда всякая девочка этот жест знает?! Я его увидела в три года, когда сестра родилась, и с тех пор его помню… Так и другие девочки… И вот Маша этим самым важным в мире жестом пробует локотком воду, а потом опускает в воду малыша, купает его и напевает…
*
Иосиф утомился, так измотался, что присел на солому, сбросил свои чуни, или что там, башмаки, пошевелил огромными ступнями, свалился горой и так аппетитно уснул — а на лице дневные тревоги, заботы, ответственность… Где она его такого нашла, этого Иосифа… Почему так мало о нем говорят и пишут?..
*
Конечно, волхвы, пастухи, рыбаки, звери, птицы, рыбы… Ангел наш — работяга — туда-сюда, туда-сюда, люди — они ведь в суете мирской и не замечают ничего, пока Ангел им Главную Книгу под нос и на Звезду пальчиком — тык!
Кстати, зайцы там — три, и все три с разными лицами, а один даже косой на нервной почве. От потрясения. Потому что там в процессе зайцы испытывают огромное потрясение: на одного из них Лев нападает.
Вообще, говорил же Флобер: «Мадам Бовари — это я». Говорил? Так вот, в этом мультфильме все — немного Алдашин. Иосиф прежде всего, Маша, Лев, Ангел, Рыба…
*
Да, как стали идти к Маше с малышом гости… А Иосиф присел на лавочке, которую сам и смастерил. Присел, наблюдает спокойно, мол, наше дело тут, на подхвате, если что…
А потом все собрались — и как пошли плясать… Наш Ангел и еще его два приятеля уселись на облачке неподалеку и наяривают на разных божественных музыкальных инструментах…
Читать дальше