— Мой брат, — представила его госпожа Дени собравшимся, — мой брат, мосье Жан-Пьер Бедарид…
Ну и сцена же разыгралась вслед за этим! Сначала мама ничего не поняла. Буржуазна из Аньера, вдова чиновника, попав в столь изысканное общество, решила, что ее шалопай сын натворил каких-нибудь глупостей, и готова была его распечь, пожурить. И вдруг оказалось, что журить больше некого. Нет, дело шло не просто об опасных мальчишеских проказах. Случилось происшествие, такое, о каких пишут в газетах, целая баталия на улице. Он ранен? Никто не решался объявить матери печальную новость. А она вдруг заволновалась, она сказала господину Жан-Пьеру Бедариду:
— Уверена, что опять виноват Менестрель! — что усилило общую неловкость. Ясно было, что в ее глазах Менестрель являлся злым гением Поля. Вдруг Мэри начала рыдать. Окончательно растерявшиеся врач и Орельен отвели дядю в сторону и шепнули ему, что мальчик скончался… Господин Бедарид поднял дрожащей рукой шляпу, стараясь прикрыть лицо.
— Жанетта! — горестно выдохнул он, сестра посмотрела на него — и все поняла. У нее был такой же рот, как у сына, рот странного рисунка. Дядю повели наверх к покойнику. Лучше будет, если мать не увидит его сейчас — лучше потом. Она пожелала пойти вместе с братом.
Орельен, Мэри, чета Менестрелей остались одни.
— Благоразумнее всего уехать. И так нас уж слишком много, — сказал Менестрель. Его взбесило дурацкое обвинение матери Поля. Госпожа Менестрель, наоборот, требовала, чтобы они остались, ей хотелось узнать от врача все подробности. Она потихоньку плакала… Если бы они могли предупредить Фредерика… Ему, конечно, было бы приятно в последний раз поглядеть на своего друга. Менестрель сказал, что ничего этого не нужно, ни к чему это. Мэри бессильно рухнула на стул. Орельен, прижавшись лбом к оконному стеклу, вглядывался во мрак.
Вернулся вместе с врачом дядя. Теперь он уже говорил тоном допрашивающего. Необходимо выяснить все обстоятельства дела. Ах, значит, вот этот господин был с Полем? Подозрения семьи покойного пали на Лертилуа. Орельен отвечал уклончиво. К чему поддерживать этот бред, ибо дело могло принять именно бредовой характер. Возвращение в дежурку матери покойного еще больше накалило атмосферу. Ей хотелось увезти отсюда своего маленького, нельзя же оставлять его здесь, в этой ужасной больнице, в этом печальном, таком печальном месте. Увезти его домой, где горели бы свечи, где перед гробом, убранным цветами, проходили бы шеренгой друзья и можно было бы тихонько выплакать свое горе в четырех стенах. Но ей отказали в просьбе. Полиция не разрешает. Необходимо дождаться следующего дня, проделать все полагающиеся формальности. Ведь тут убийство. Какое убийство? Значит, это не просто несчастный случай? Трагическим движением мать обернулась, по очереди оглядела всех присутствующих, ища взглядом убийцу.
Госпожа Менестрель, дрожа всем телом, но с блестящими сухими глазами, в каком-то порыве подошла к несчастной матери и, схватив ее за обе руки, попыталась объяснить ей:
— Ваш сын, мадам, пал смертью героя… Он защищал негров…
Защищал негров? Госпожа Дени чуть с ума не сошла от этой вести.
Посетителей довольно вежливо, но настойчиво выпроводили вон из дежурки. Очутившись на улице, группка людей с минуту постояла в смятении чувств, потом распалась. Мать обернулась, поглядела на больничные стены, на огромный узкий и высокий свод над входом, на окна, за одним из которых лежало тело оставленного всеми ее сына… Ее голос, прерываемый рыданиями, еще слышался во мраке, но господин Бедарид в своем непромокаемом плаще повел сестру к красному такси, шедшему из предместья и затормозившему по его знаку; оставшиеся проводили взглядом машину, удалявшуюся по авеню Фридланд. Менестрель пожал плечами.
— Недаром Дени не любил рассказывать о своем семействе!
Все четверо направились к стоянке таксомоторов. Орельен решил проводить Мэри, чета Менестрелей пошла пешком на Монмартр.
— Как, по-твоему, — спросила госпожа Менестрель мужа, — знает Фредерик адрес той женщины? Надо бы ее предупредить…
Менестрель молча пожал плечами…
На следующий день Лертилуа вызвали в полицию для дачи показаний. Впрочем, все оказалось менее сложно, чем он думал. Все обошлось вполне корректно. Но вечерние газеты раздули дело. В отличие от утренних выпусков, где убийству Поля отвели всего две строки. В вечерних выпусках подробно рассказывалось о происшествии на площади Бланш, поместили даже добытый у кого-то портрет Поля Дени, упомянули о группе Менестреля. Ничего, скоро все само собой забудется. Назавтра «Пти паризьен» в своем дневном выпуске преподнес происшествие на площади Бланш как сенсацию; еще несколько строк на ту же тему промелькнуло в «Энтрансижан» — вечерний выпуск — внизу полосы. А еще через день о смерти Дени рассказывали уже как о давней истории, говорили относительно инцидента между американскими матросами и неграми с Монмартра, не особенно углубляясь в суть дела. Не хотели раздражать американское посольство.
Читать дальше