Но через несколько недель я, к своему удивлению, стала получать вызовы от медсестер. Маленькие пациенты звали меня, они хотели фотографировать, это доставляло им огромное удовольствие. Хотя по расписанию я должна была уходить из больницы в четыре часа, я часто оставалась после ужина, чтобы обслужить всех своих новых «клиентов».
Когда пришло сообщение от Дэвида, я подумала, что он хочет, чтобы я поработала с очередным пациентом. Кажется, он считает, что нужды детей важнее, чем нужды его взрослых пациентов, поэтому редко звонит мне. Но каждый раз, видя его имя на маленьком экране, я ощущаю внутреннюю дрожь. Я всегда стараюсь подавить это ощущение, чтобы наши отношения оставались чисто профессиональными. Сама я звоню ему с медсестринских постов.
— Вы поймали меня в последнюю минуту, — шутливо говорю я Дэвиду. — Я собиралась сегодня улизнуть пораньше.
Теперь мы встречаемся с ним два-три раза в неделю, обычно по вечерам. После ужина мало кто из врачей и персонала остается в больнице, и мы идем куда-нибудь перекусить. В кафетерий, например, а если он уже закрыт, мы едим то, что продают в автоматах. Мы ведем легкую беседу, не касаясь серьезных тем. Дэвид никогда не давит на меня и не пытается выспросить больше того, что я сама говорю ему. Что же, до тех пор, пока он не переступит грани дозволенного, наши импровизированные встречи будут продолжаться.
— В это сложно поверить, — голос Дэвида звучит необычно напряженно. — Вы заняты?
— А в чем дело? — у меня перехватывает дыхание. Прошло два дня после моего последнего визита к отцу. Когда у меня случаются перерывы между пациентами, я умоляю себя не ходить в его палату; но слова не помогают. Если я даже ненадолго заглядываю к нему, меня успокаивает вид его лежащего тела — почти мертвого. — Это касается папы?
Если он очнулся, я уеду сегодня же. Я не увижусь с ним. Я зайду к Трише попрощаться. Она поймет. Ей придется понять. Я уже разработала план побега. Мысли вертятся у меня в голове, и я едва слышу Дэвида.
— Это не по поводу вашего отца. Речь идет о вашей племяннице.
Едва дослушав его слова, я пускаюсь бегом по коридору. Он ничего не объясняет, только говорит, что Джия находится в отделении травматологии и просит меня прийти. В ушах отдается стук моих каблуков, цокающих по больничным полам. Я нетерпеливо ожидаю прибытия лифта. Не дождавшись его, бегу по лестнице вниз, на указанный этаж. Мой бейдж дает мне право пройти мимо охранника. Офицеры в униформе ходят туда-сюда — как синее море, плещущееся среди белых стен.
— Моя племянница Джия, она только что поступила…
Я стою у поста медсестры. Кто-то зовет меня по имени, я оборачиваюсь и вижу Марин. Такой я ее никогда не видела. Бледная, ненакрашенная, она стоит, скрестив руки. Вместо обычного костюма на ней джинсы и куртка. Под глазами темные круги. Я подбегаю к ней:
— Марин, что случилось?
— Джия просила, чтобы ты пришла, — глухо говорит Марин, игнорируя мой вопрос.
Наверное, по моему лицу легко прочесть, что я поражена. Мы с Джией едва знаем друг друга. Малышкой она очаровала меня. Я восхищалась ее жизнерадостностью, буйной энергией ее движений. Я не знала, что человеческое существо способно выглядеть настолько счастливым. Но когда я ушла из дома, надежды на то, что между нами возникнет дружба, не осталось.
— Она сказала, будто знает, что ты работаешь здесь. Сказала, что ей нужна твоя поддержка, — Марин оборачивается и смотрит на задернутые занавески. — Я понятия не имела, как связаться с тобой, поэтому позвонила доктору Форду.
— Хорошо, что ты нашла меня, — я хочу взять ее за руку — за ту, ногти которой впиваются в предплечье другой руки, — но не делаю этого. — Что случилось?
Прежде чем Марин успевает ответить, незнакомый врач отодвигает занавеску, и мы видим Джию, одетую в больничную сорочку, с залитым слезами лицом. Рядом с ней стоит незнакомая женщина. Врач жестом приглашает нас подойти. Я взглядом спрашиваю у Марин разрешения, но она смотрит на свою дочь.
— Есть несколько новых синяков, — говорит врач. — Я прочла записи Деборы и согласна с ее оценкой старых ушибов. На ребрах у Джии есть трещины. Ей повезло, что ребра не сломаны.
— Есть ли внутренние повреждения? — голос Марин спокоен, хотя сама она спокойной не выглядит.
— Мне надо проделать еще несколько тестов, но, судя по первоначальному осмотру, вряд ли.
Я в полном шоке. Встретившись взглядом с племянницей, я вижу в ее глазах такой знакомый мне страх.
Читать дальше