Седжал Бадани - След сломанного крыла

В комнате темно. Солнце все еще сияет на другом конце света. Оно сияет над Индией. Марин сидит в постели, завернувшись в простыню.

— Пора! — Рани пробирается между кроватями: дочери настояли на том, чтобы спать втроем в одной комнате последние недели перед свадьбой. Мать будит Тришу и Соню, затем улыбается Марин. — Вставай, бети. Нужно погладить одежду. Родственники скоро будут здесь.

— А как же еда? — спрашивает Марин.

— Я все приготовила вечером, когда вы пошли спать.

— Ты не спала?

— Посплю после свадьбы, — улыбается Рани.

— Ну и как мы все это перегладим? — спрашивает Триша. Перед ними лежат две аккуратно сложенные стопки: индийские платья для девочек и одежда Брента. Сверху лежит его любимый костюм — серый пиджак из тонкой материи и подходящие к нему брюки. Брент выторговал костюм, совсем новый, на распродаже за тринадцать долларов. Гордый своей покупкой, он надевает его при каждом удобном случае.

— Давайте-ка побыстрее, — Марин разворачивает первое платье. — Когда закончим, сможем помочь мамми.

— Даже и не собираюсь, — Триша строит гримаску. — Я ненавижу готовить.

— Не имеет значения, ненавидишь ты готовить или нет. Ты должна научиться.

— Я не должна делать то, чего не хочу, — упрямится Триша.

— Так дело не пойдет, — сердито говорит Марин. — Тебе пора повзрослеть.

— Кто это сказал? Кроме того, это моя жизнь, — заявляет Триша с завидным апломбом. — Мне и решать.

— Думаешь, я выбирала жениха сама? — Марин опускает голову, даже самой себе боясь сказать правду. — Мы даже незнакомы, а мне придется провести с ним всю жизнь.

Триша во все глаза смотрит на сестру. Признание Марин заставляет ее умолкнуть. Они приступают к глажке. Между ними пять лет разницы в возрасте, но сейчас сестер гораздо ощутимее разделяет растущая неловкость. Триша разворачивает и методично расправляет каждую вещь, а потом кладет на доску, чтобы Марин ее погладила. Поглаженную одежду она вешает на плечики.

— Сколько еще осталось? — Марин первой нарушает тишину. Ей не хочется, чтобы последние несколько часов, которые сестры проведут вместе, были заполнены молчанием.

— Папин костюм и одно сари, — Триша слегка касается плеча Марин: — Ты очень волнуешься? — она кладет брюки на стол. — Все переживают за тебя. Ты же будешь в центре внимания.

— Стало быть, ты не возражаешь, чтобы я ушла? — поддразнивает ее Марин.

— Я не знаю. Но не так уж плохо сбежать из этого дома. Верно? — похоже, Триша задает этот вопрос себе.

— Я не знаю, как все сложится. Не знаю, радоваться ли, что освобожусь от дэдди, или беспокоиться о вас. Ведь вы остаетесь здесь, — Марин внимательно смотрит на Тришу.

— О, за нас не беспокойся, — голос Триши звучит уверенно. — Только будь счастлива. Ладно?

Запах горелой материи застает их обеих врасплох. Марин запомнит это мгновение на всю жизнь. Не прожженную утюгом дырку в дешевом хлопке, а огромные, расширенные глаза сестер на побелевших от ужаса лицах. Негромкий звук приближающихся шагов не оставляет времени для изобретения объяснения. Как часто случается в их жизни, ни набатный колокол, ни барабанный бой не предупреждает о его приходе. Ярость отца прихотлива. Иногда серьезные проступки остаются незамеченными, а мелкие оплошности влекут за собой вспышки бешенства. Эти непредсказуемые нападения оставляют в душах его дочерей болезненные шрамы, которые не заживают гораздо дольше, чем физические.

При виде обугленной дыры лицо Брента багровеет, а глаза вылезают из орбит. Хотя прореха невелика, брюки уже ни на что не годны. Марин стоит прямо, лицом к нему. До завтра ей некуда бежать. Она не смотрит на него. Никто из них никогда не смотрит ему в лицо.

— Ты — дура, ты испортила мой костюм, — Брент пристально и гневно смотрит на Марин. — Может, тебе важна только твоя одежда? Может, ты думаешь, что какая-то особенная, раз выходишь замуж?

Марин не отвечает. Со временем они поняли, что лучше не отвечать. Собственные ответы отца все равно кажутся ему более убедительными.

— Я женат. И несмотря на это, я забочусь о других, и о ваших вещах тоже. Я оплатил все расходы на свадьбу, не так ли? А ты не уважаешь меня. Почему?

Он обхватывает запястье Марин большим и средним пальцами. Она смотрит на свою руку. Одно движение, и она сумеет вывернуться. Она ведь может отступить, сказать «не надо», закричать. Эта мысль тяготит ее, потому что она никогда раньше о таком и не думала.