Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

Старик( словно хочет улыбнуться ). А мне вроде стало теплее. По жилам будто мурашки побежали… Там-па-лан-тут, генералы не пройдут!

Мать. Сынок, сыночек мой! Чувствуешь, как теплый ветерок подул с весенних садов? Родимый мой! Не чувствуешь? Улетели черные птицы! Может, взойдет солнце и снова начнут летать белые бабочки!

Повешенный. Эта веревка уже меня так не душит! И горло не такое сухое…

Мать. Сыночек, маленький мой, что-то еще живет в нас, мертвых!

Все. Да, что-то живет, что-то живет!..

Старик. Это правда. Кажется, будто горячий воздух постепенно растапливает ледяной мир, в котором мы живем.

Боец Народной милиции. Сплотимся, товарищи! Это иллюзия! Всего лишь иллюзия! Наш вечный холод смерти не может никого победить. Иллюзия, чистейшая иллюзия! Дело в том, что нас согревает героизм Мадрида, и этот героизм дает немного жизни нам и всем павшим. Мадрид чтит нашу память! Геройские защитники Мадрида славят павших бойцов! Мадрид посылает нам, в царство мертвых, свой боевой дух, свое горение, свою непреклонную волю к победе! Мадрид, в атаку, вперед к победе! За тех, кто мучился и умер, за тех, кто еще живет и сражается! За вчерашнюю поруганную Испанию, за будущую Испанию победы. Мадрид наступает! Стойте твердо, товарищи! Стойте твердо!

Медленно опускается занавес

1936

Маркиз Пьедракемада.

Хасинта, его сестра.

Паскалин, интеллектуал.

Медина, лейтенант.

Адела, жена Медины.

Агуэро, капитан.

Капеллини, епископ.

Эчаве, промышленник.

Слуга.

Бойцы Народной милиции.

Испания, июль 1936 года. Провинциальный городок с замком и резиденцией епископа.

Зал в родовом замке. В глубине — окна, по бокам — двери. Старое пианино, портреты конца века, на столике у стены изображение какого-то святого — покровителя семьи. Ночь. Слева появляется высокая фигура, идет, едва переставляя ноги: желтоватое лицо, седые волосы, серая, безликая одежда. Это, несомненно, Маркиз. За ним в нескольких шагах, с высоко поднятой головой, следует его сестра Хасинта: пышная дама, с приятными манерами, считающая себя очень умной. Маркиз падает в кресло. Сестра подходит и останавливается рядом.

Маркиз. Хватит, хватит… Зачем пришпоривать старого коня? Это жестоко и бесполезно, сестра. Жестоко и бесполезно.

Хасинта. У старости есть и хорошее.

Маркиз. Но не у моей. Я расстроен, я хочу лишь одного — покоя. Не хочу больше слышать эти голоса… Они смущают меня, но почему-то не возмущают.

Хасинта. Это возмутительно, что не возмущают!

Маркиз. Конечно, я признаю, что они мне мешают. Ты их слышала?

Хасинта. Надо быть глухой, чтобы не слышать.

Маркиз. Иногда они кажутся мне оскорбительными, несправедливыми. А иногда звучат как обвинение, у них много доводов, которых я не понимаю. Наконец, есть и такие, которые я воспринимаю как глас новой, самоутверждающейся знати, и тогда мне становится стыдно за свой герб.

Хасинта. Не могу слушать, когда ты так говоришь! Я отрекусь от нашей семьи! Уйду из этого дома! Возьму ружье и начну стрелять в дьяволов!

Маркиз( повелительно и сдержанно ). Спокойно, спокойно…

Хасинта. Скажи прямо, возраст здесь ни при чем. Просто ты всегда был ленивым.

Маркиз. Что правда, то правда. Думаю, что я родился не для того, чтобы обрабатывать землю.

Хасинта( возмущенно ). Еще бы.

Маркиз. И не для драки.

Хасинта. Если бы я была мужчиной!

Маркиз. Не говори глупостей… Нет, я не рожден для работы. Ни — надо признать — для власти. Ни для повиновения. Ни для того, чтобы учиться, получать знания…

Хасинта. В общем, ни для чего!

Маркиз. Ни для чего, да, ни для чего. Может быть, для того, чтобы наслаждаться жизнью. Но это, в конце концов, так скучно! Наслаждаться жизнью… Да знаем ли мы, что такое жизнь? Вот ты, например, знаешь? Можешь ли сказать, что знаешь?

Хасинта. Не нужно быть мудрецом, чтобы ответить. Жизнь — эта жизнь — ничто.

Маркиз. Ничто? Ты уверена? ( С удивлением, которое оказывается неожиданным для него самого. ) Ничто? Нет, это должно быть что-то. Только что? Мы забыли. Мы с тобой две маски или два пустых имени.