Сьюзен Ховач: Наследство Пенмаров

– Я скажу, что была в комнате, – сказала мать. – Я скажу, что видела, как это случилось.

Но она была заинтересованным лицом, предвзятым свидетелем, даже подозреваемой, которая могла задумать убийство вместе со мной.

– Ах, если бы я только не давала ему денег! – сказала мать. – Он, должно быть, сказал кому-то, что тебе есть что скрывать в отношении смерти его матери – он бы не стал молчать о том, что я даю ему деньги! А я была просто щедра к нему, потому что он мой внук, а не из-за его смешных угроз. Интересно, кто-нибудь в это поверит?

После долгого молчания я спросил:

– Интересно, а знает ли кто-нибудь, что он сегодня сюда собирался?

– Надо исходить из предположения, что кто-то знает.

– Мне кажется, нам надо сказать… – Я замолчал.

Мать посмотрела на меня:

– …что он приходил. Я позвонила и попросила тебя приехать, потому что он надоедал мне требованиями денег и вообще был неприятен. Он был сложным мальчиком, но, поскольку он мой внук и мне хотелось ему помочь, я время от времени давала ему деньги. Джан-Ив, мы будем говорить правду – и ничего, кроме правды. До определенного момента. Тогда никто не сможет доказать, что все последующее было неправдой.

– Да, – медленно произнес я. – Да… Он был груб, с ним было тяжело, поэтому я сурово поговорил с ним и велел больше тебя не тревожить. Мы поссорились, да, мы даже поссорились, а потом…

– А потом, – сказала мать, – он велел тебе убираться к черту и ушел. Мы еще долго обсуждали происшедшее, а потом ты наконец уехал обратно в Пенмаррик. Ты уехал в одиннадцать. В девять часов, то есть сейчас ты позвонил жене и сказал, что Джонас только что ушел, но что я расстроена, и ты поедешь домой не сразу, а когда я почувствую себя лучше.

– Да, – снова сказал я. – Да, так оно и было. – Я налил нам еще бренди, и мы снова обдумали ситуацию.

– Хорошо, что ты приехал на машине, – сказала мать. – Все будет легче сделать. Но что делать с велосипедом? Он уместится в багажник?

– Я от него избавлюсь, не беспокойся… Где Энни? Спит?

– Да, она всегда ложится с сумерками. Не думай о ней. Что ты собираешься делать с велосипедом, Джан-Ив?

– Есть очень плохая дорога, которая ведет к шахте Динг-Донг…

– Шахта затоплена?

– Не знаю. Да, я понимаю, о чем ты. Если бы я мог добраться до Сеннен-Гарта… но мне кажется, что я не смогу довезти и его, и велосипед до бухты.

– Зачем до бухты?

– Главные штольни выходят на пляж. Если бы я мог добраться до штолен…

– Около Кинг-Уоллоу есть старый ствол, куда Филип спускался, когда был мальчиком. Он мне однажды сказал, что, когда Сеннен-Гарт затопят, можно будет посмотреть вниз, в ствол, и увидеть воду.

– Правильно. Я знаю, о каком стволе ты говоришь: он мне его однажды показывал. Но если шахту когда-нибудь осушат… да нет, зачем? Я буду владеть ею до конца жизни, а когда я умру, никому до этого уже не будет дела. Я позабочусь о том, чтобы шахту не осушали.

– Никому и в голову не придет ее осушать, – сказала мать. – Это дорого, а там не осталось достаточного количества олова, пригодного для добычи, чтобы оправдать расходы. Корнуолльскому Оловянному Берегу пришел конец. Ты в безопасности.

– Тогда, если я доеду до Сеннен-Гарта…

Мы поговорили еще, повторяя эту версию, чтобы не упустить ни одной детали.

– Знаешь, – сказал я наконец, – я склоняюсь к тому, чтобы не избавляться от велосипеда. Кто угодно может свалиться в темноте в неогороженную штольню, но никто не заедет туда на велосипеде. Если велосипед исчезнет, это вызовет больше подозрений, чем если его найдут. А если я продырявлю заднюю шину и оставлю его на дороге в Морву? Полиция может решить, что с Джонасом, который шел по пересеченной местности к ферме своих сестер, в темноте случилось несчастье.

– Но бросит ли Джонас велосипед? Разве он не слезет с него и не покатит с собой?

– Он устал и зол. Может быть, остановилась машина и его подвезла.

– Да, полагаю, это возможно.

– Дело в том, что если они не найдут тело, то не смогут ничего доказать, а тело они никогда не найдут.

– Правда.

– У тебя есть какие-нибудь перчатки?

– Да… а что?

– Я начитался достаточно детективов, чтобы знать, что нельзя трогать велосипед руками.

Она ушла на поиски старых перчаток Филипа, а я вышел во двор, чтобы найти мешковину и потом завернуть в нее тело. Когда я вернулся, она ждала меня на освещенном пороге кухни.

– Может, погасить свет? – спрашивала она. – Меня преследует ощущение, что по крайней мере тысяча человек следят за нами в темноте из-за холмов.