Сьюзен Ховач - Наследство Пенмаров

Она по-прежнему была в черном, потому что все еще носила траур. В то лето я видел ее только в черном. Я помню, как это подчеркивало белизну ее кожи, золото волос и чистоту глаз.

Я предложил ей помочь донести корзину. Она приняла предложение с улыбкой, а я сделал замечание о погоде. Мы пришли к выводу, что в последнее время было необычно тепло, и я заметил, что, коль скоро погода столь благоприятна, она могла бы как-нибудь вечером съездить со мной в Пензанс поужинать.

– Спасибо, – ответила она, – но я вынуждена отказаться. У меня нет подходящего платья.

– Тогда, может быть, мы лучше пообедаем, а не поужинаем…

– Спасибо, но это невозможно. Простите меня, если мои слова прозвучали грубо.

Этого не стоило делать, но я принялся расспрашивать ее о причинах отказа. Она отказывается, потому что в трауре или потому что я слишком молод? А может, потому, что у нее кто-то есть?

– Пожалуйста, мистер Касталлак, – сказала она, и ее глаза были так холодны, что из голубых стали серыми. – Вы, похоже, забываетесь. Я благодарна вам за приглашение в Пензанс, но не хочу принимать его, потому что не собираюсь строить с вами отношения таким образом, как вам хочется. Мне нравится ваше общество, и если вам время от времени захотелось бы заходить на ферму, то вас ожидал бы гостеприимный прием, но я не вижу нужды в поддержании наших контактов на более интимной основе. У меня никого нет. Если бы он был, я бы давно вам об этом сказала, потому что я не из тех, кому нравятся тайные интрижки. Я порядочная женщина, мистер Касталлак, и, поскольку более близкие отношения с вами не привели бы к благоприятному исходу, вынуждена отвергнуть ваши знаки внимания. До свидания.

Она протянула руку, чтобы взять у меня корзину, а когда я отвел корзину в сторону, просто ускорила шаги, словно корзина ее не интересовала. Я догнал ее, щеки у меня горели, сердце стучало.

– Прошу прощения, – быстро произнес я. – Пожалуйста, простите меня, миссис Рослин.

Она снова повернулась ко мне и протянула руку за корзиной.

– Будет лучше, если я вернусь домой одна. Извините.

– Нет, я настаиваю…

– До свидания, мистер Касталлак.

Я отдал ей корзину.

– Могу ли я, по крайней мере, узнать, – произнес я дрожащим голосом, – приняты ли мои извинения? Оказывая вам знаки внимания, я нисколько не имел в виду, что вы непорядочная женщина…

– Правда, сэр? А чего же вы тогда надеялись достичь?

– Я просто хотел показать вам, приглашая на ужин, что я вами восхищаюсь…

– А каково было бы ваше следующее предложение?

– Миссис Рослин, вы недооцениваете себя, задавая подобный вопрос…

– Может быть, – сказала она, – но все же вам не помешало бы ответить на него.

– Я могу только повторить, что никогда не сомневался в вашей респектабельности.

– Очень рада это слышать. Но не к такому выводу я прихожу, когда вижу, как вы иногда на меня смотрите.

– Прошу прощения, если когда-либо обидел вас…

– Кроме того, – произнесла она, не давая мне закончить, – молодые джентльмены с вашим воспитанием и образованием обычно ухаживают за женщинами низшего класса с одной-единственной целью. Вы очень молоды, но в вас уже есть высокомерие, которое свидетельствует о том, что вы надеетесь добиться своего. Но вы ошиблись, мистер Касталлак. Я не из таких женщин, а даже если бы это было не так, я вряд ли захотела бы связаться с мальчишкой, у которого едва обсохло на губах молоко.

Мгновение помедлив, я сказал:

– Понимаю.

Я замедлил шаги, она ускорила, и мы расстались. Некоторое время я смотрел ей вслед, потом сделал шаг в сторону и упал на вереск. Теплый ветер, овевая лицо, сдул волосы мне на виски. Я попытался собраться с мыслями, но после этой встречи чувствовал себя настолько опустошенным, что мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, до какой степени я зол.

– Сука, – тихо сказал я теплому ветру с холмов. – Сука!

Так называл ее Джаред Рослин, ее приемный сын. Я помнил, как был шокирован, услышав это слово, когда первый раз зашел на ферму Рослин.

Глаза щипало от слез. Я смахнул их, встал, засунул руки в карманы. Поднимаясь вверх по холму, я повторил наш разговор слово в слово и решил, что именно мне следовало бы сказать. Она манипулировала мной с самого начала и до конца. Мне следовало быть гораздо более твердым, не таким послушным, с меньшей готовностью бормотать извинения. Удивительно ли, что она видела во мне мальчишку и не принимала меня всерьез! Я вел себя как школьник, позволил ей диктовать мне условия и поворачивать разговор в ту сторону, в какую ей было угодно. «Очень хорошо, – яростно подумал я, – она порядочная женщина. Но это не значит, что ее невозможно завоевать. Тот факт, что я пытался сделать это, еще не давал ей права напускать на себя важность и вести себя так холодно, так презрительно». Я попытался вспомнить, не давал ли ей серьезного повода оскорбиться, и пришел к выводу, что нет. Наконец я заключил, что ей просто надоели мои постоянные визиты на ферму и она намеренно затеяла ссору, чтобы прекратить наши ничего для нее не значащие отношения.