Гюнтер Грасс - Под местным наркозом

— Не появляется ли у вас время от времени безумное желание: пусть что-нибудь случится, нечто совершенно новое, чему нет названия, пожалуйста, не смейтесь, Эберхард, нечто, что сокрушит всех нас…

(На бумажке я записал: Как робко и невнятно моя всегда столь трезвая коллега призывает к своей погибели.)

Что за странная идея разводить декоративных рыбок? Их сложно кормить, поддерживать определенную температуру воды, подавать в аквариум кислород, бороться с паразитами… а потом смотришь — какой-нибудь вуалехвост уже плывет брюхом кверху, а завтра находишь в том же положении золотистого ерша. Гуппи пожирают собственных детей. Отвратительное зрелище, хотя видишь его в преломлении.

— Надо вам бросить эту чепуху, Ирмгард.

— Разве нравы в вашем 12 «А» более цивилизованные?

Я позвонил своему зубному врачу и в ответ на его вопрос о моем самочувствии сказал:

— Хорошее.

Хотя десны у меня болели и каждые четыре часа приходилось полоскать. После этого я изложил ему свой план, который он назвал «типичным планом учителя», но все же согласился с ним и дал ряд практических советов, вполне по-деловому, кратко, словно речь шла о лечении больного корня. Он по буквам продиктовал адрес одного довольно зацикленного чудака, я разыскал этого субъекта в Райникендорфе, взял из его частного собрания пожелтевшие мерзопакостные картинки, заглянул в ульштайнский [55] «Ульштайн-ферлаг» — одно из крупных западногерманских издательств. архив и в земельную фототеку; всего я набрал около двадцати пяти черно-белых и цветных диапозитивов, которые показал Шербауму после уроков в нашем биологическом кабинете.

Сперва он пренебрежительно махнул рукой:

— Могу себе представить, что вы там выкопали. Все знаю.

Тогда я стал взывать к его благородству:

— Вы познакомили меня со своим планом, Шербаум. Так дайте же и мне, вашему учителю, тоже шанс.

Он уступил и обещал прийти.

— Ну хорошо. Только для того, чтобы вы могли сказать впоследствии: «Я сделал все, что было в моих силах».

Он пришел и привел свою длинношерстную таксу («Макс тоже хочет поглядеть»). И вот я показал им всю намеченную программу: сперва примитивные гравюры на дереве с изображением костров, на которых в средние века сжигали ведьм и евреев. Потом погружение в кипящее масло для умерщвления похотливой плоти. Потом сожжение на костре Яна Гуса. Потом зверства испанцев в Южной и Центральной Америке. Потом сожжение вдов в Индии. Потом документальные снимки — действие первых огнеметов, жертвы зажигалок во второй мировой войне, кадры, снятые во время больших пожаров и после аварий самолетов; Дрезден, Нагасаки; под конец — самосожжение монахини во Вьетнаме.

Шербаум стоял рядом с диапроектором и не задавал вопросов, а я отбарабанивал все, что узнал об этой теме: из каких пород дерева складывали костры для ведьм (из дрока, потому что у него зеленоватый дым), о церемонии «очищения огнем» (преддверие ада), о жертвоприношениях на кострах, в общем и в частности (не только в Библии можно об этом прочесть), и о кострах из книг, начиная с костров инквизиции после соответствующих папских булл, кончая национал-социалистским варварством, рассказал и о празднике Солнцеворота, когда прыгали через огонь, и прочей чертовщине, а также о печах в нацистских крематориях. («Вы понимаете, Шербаум, что мне не хотелось бы подробно останавливаться на Освенциме».)

Когда я показал ему все диапозитивы, он заметил, держа на руках Макса:

— Но ведь это люди. А я хочу собаку. Понятно? Насчет людей все известно. Они это проглотили. Только приговаривали: «плохоплохо». Или: «как в средние века…» Но если я сожгу живого пса, и притом здесь, в Западном Берлине…

— Вспомните голубей. Их отравили. Назвали это широкомасштабной акцией, и тоже здесь, в Западном Берлине…

— Совсем другое дело, ясно. Их было множество. Они мешали людям. Все запланировали заранее, оповестили, у каждого было время приготовиться и не смотреть. И они это в упор не видели. Стало быть, порядок…

— О чем вы говорите, Шербаум…

— Говорю об умерщвлении голубей… Я знаю также, что раньше поджигали крыс, чтобы прогнать крысиные полчища. Случалось, что устраивали пожар, запуская горящих кур. Но никто ни разу не видел горящую и воющую на бегу таксу, да еще в Западном Берлине, где все помешались на собаках. Если они увидят собаку, объятую пламенем, то наконец поймут, что американцы сжигают во Вьетнаме людей, сжигают ежедневно.