Джордж Элиот - Адам Бид

Но какова бы там ни была его вина, последствия ее делали его довольно несчастным: он чувствовал себя несчастным относительно Хетти, относительно письма, которое обещал написать и которое казалось в эту минуту страшно варварским поступком. А по временам сквозь все эти рассуждения с быстротой молнии пробегало внезапное побуждение страсти, увлекавшее его пренебречь всеми последствиями и увезти Хетти, все же другие соображения послать к черту.

В этом настроении духа четыре стены его комнаты были для него невыносимою тюрьмой; они, казалось, вгоняли в комнату и теснили на него весь рой противоречащих мыслей и борющихся чувств, из которых одна часть непременно рассеялась бы на чистом воздухе. Ему оставался какой-нибудь час или два, чтоб собрать свои мысли, и голова его должна быть ясна и спокойна. Верхом на Мег, упиваясь свежим воздухом этого прекрасного утра, он будет в состоянии больше владеть собою.

Прелестное животное изгибало на солнце дугою свою гнедую шею, ударяло передними ногами по песку и дрожало от удовольствия, когда господин трепал по морде, гладил его и говорил с ним ласковее обыкновенного. Артур любил Мег еще больше, потому что она не знала его тайн. Но Мег была так же хорошо знакома с душевным состоянием своего господина, как знакомы многие другие ее пола с душевным состоянием милых молодых джентльменов, которые заставляют сердца их биться трепетным ожиданием.

Артур проехал рысью около пяти миль за Лесную Дачу, пока не достиг подошвы холма, где ни изгороди, ни деревья не окаймляли дороги. Тут он бросил поводья на шею Мег и приготовился собрать свои мысли.

Хетти знала, что их вчерашняя встреча должна быть последнею перед отъездом Артура. Устроить еще одно свидание, не возбуждая подозрения, было решительно невозможно. Она, как испуганное дитя, не была в состоянии думать ни о чем, а только плакала при одном намеке на разлуку и потом поднимала лицо, чтоб ее слезы исчезли под поцелуями. Он только и мог, что утешать ее и убаюкивать, чтоб она продолжала мечтать. Письмо было бы страшно резким средством к ее пробуждению. А между тем, что говорил Адам, была истина: оно спасет ее от продолжительного заблуждения, которое может быть гораздо хуже резкого, немедленного страдания. Притом же это было и единственное средство для удовлетворения Адама, который должен быть удовлетворен по многим причинам. Если б он еще раз мог видеть ее! Но это было невозможно: между ними была такая колючая изгородь препятствий и неблагоразумие может иметь роковые последствия. А если б он мог увидеть ее еще раз, что ж вышло бы из этого хорошего? Он страдал бы еще более при виде ее отчаяния и при воспоминании о том. Вдали от него все, что окружало ее, служило для нее побудительною причиною владеть собою.

Вдруг его воображение охватил, как тень, страх, страх о том, чтоб Хетти в своей горести не сделала над собою какого-нибудь насилия, вслед за этим страхом его охватил другой, и тень стала еще мрачнее. Но он оттолкнул все эти опасения со всею силою юности и надежды. На каком основании было ему рисовать будущее такими мрачными красками? Ведь представлялось столько же вероятностей, что случится противное. По мнению Артура, он вовсе не заслуживал того, чтоб обстоятельства разыгрались дурно; до настоящего времени он никогда не думал сделать что-нибудь такое, чего бы не одобряла его совесть: его привели к этому обстоятельства. Он был безусловно уверен, что в глубине души своей был действительно добрый малый и Провидение не поступит с ним сурово.

Что бы там, однако ж, ни было, не в его власти изменить то, что должно случиться теперь: все, что он мог сделать, это принять такой образ действия, какой казался наилучшим в настоящую минуту. И он убедил себя, что этот образ действия был – уничтожить все препятствия, существовавшие между Адамом и Хетти. Может быть, ее сердце действительно после некоторого времени обратится к Адаму, как говорил последний; в таком случае во всей этой истории не было еще большой беды, если только Адам все так же пламенно желал иметь Хетти своею женой. Конечно, Адам быль обманут, и обманут таким образом, что Артур счел бы это глубоким злом, если б это совершилось над ним самим. Это рассуждение расстраивало утешительную надежду. При этой мысли щеки Артура разгорелись даже от стыда и раздражения. Но что ж оставалось делать человеку в подобной дилемме? Честь его не позволяла ему произнести хотя бы одна слово, которое могло бы повредить Хетти: его первым долгом было беречь ее. Ради своей собственной пользы он никогда не решился бы сказать или сделать что-нибудь против истины. Боже праведный! каким он был жалким глупцом, что поставил себя в такую дилемму. А между тем если только у человека были какие-нибудь извинения, так именно у него. Жаль, что последствия определяются поступками, а не извинениями.