Геннадий Михайленко - Тюрьма №8

Потом проходили к парикмахеру, тоже зеку, он стоял с машинкой для бритья в руках, держал ее так словно карающий меч, выставив демонстративно руку вперед и в сторону. Сама машинка была невероятных размеров и грозно фырчала, такие, наверное, использовали для стрижки баранов. По середине комнаты стояла табуретка.

– Давай заходи быстрей, – подгонял парикмахер очередного клиента,

– Сейчас модельную сделаем, не волнуйся, садись, – указывал он на табурет и ловко орудуя машинкой, за несколько быстрых движений оставлял очередного клиента абсолютно лысым. Когда тот вставал, стряхивая на пол остатки волос, парикмахер грозно добавлял,

– Убирай за собой, вон метла и совок, давай пошевеливайся это тебе не салон красоты.

Лысый зек, как-то неловко брал веник, словно боялся, что он обожжет ему руки и начинал сметать оставшиеся на полу волосы в кучу. В СИЗО ходили слухи, что мужику нельзя брать в руки метлу. Но тут никто не рискнул бы возразить. Те, кто поопытней постриглись наголо еще в СИЗО и с ухмылкой наблюдали за теми, кто брезгливо брался за веник.

После, всех вновь прибывших вели в баню, а так как карантин находится отдельно от жилой зоны, приходилось идти через всю зоновскую территорию. За оградами, которые разделяли бараки, стояли те, кто уже мотал свой срок и с любопытством наблюдали за новоприбывшими, которые понурив лысые головы брели под присмотром зека из карантина, с повязкой на рукаве на которой белой краской было написано «Дневальный карантина», в тюремную баню.

Баня представляла собой отдельно стоящее здание похожее на большой сарай и была огорожена забором из металлических прутьев, на входной калитке висел звонок. Зек с повязкой на рукаве нажал на кнопку звонка и из дверей большого сарая вышел невысокий пузатый дядька, одетый не в тюремную робу и открыл калитку. Это был начальник бани, тоже зек, но особенный, такая должность в тюрьме была как тут говорят «козырной». Банщик жил в бане, а не в общем бараке и пользовался в среде зеков определенным авторитетом, так как имел возможность распределять блага. Например, дать помыться подольше или пустит в баню в не назначенный час, выдать белье получше, но самое главное он мог помочь с запретами.

– У вас десять минут, – рявкнул он и повел прибывших в помещение.

За дверью, было что-то вроде раздевалки, вдоль стен стояли деревянные лавки, над ними в стене были прибиты деревянные крючки. В углу была еще одна дверь и за ней уже находилось помещение так называемой бани, которое больше подошло бы название душевая. Желто– рыжие стены, то ли от грибка, толи от времени, два окна заложенных толстыми, чуть прозрачными блоками из стекла почти не пропускали дневной свет. Вдоль стен стояли бетонные лавки, похожие на те что стоят на базаре для разделки мяса. На них стояли стопки тазиков для мытья. Ржавые трубы заканчивались под потолком душевыми сливами, которые зеки называли «сосками», всего их было пять, на некоторых не было распылителей воды. На всех «сосков» не хватало, и поэтому к ним выстроилась очередь. Наспех обмывшись и обтершись выданными полотенцами, больше похожими на застиранные тряпки, новенькие собрались во дворе бани, сбившись в кучу, озирались по сторонам, словно затравленные звери, у кого были сигареты, закурили, у кого не было поглядывали на курящих с завистью, и кто посмелее подходил и просил,

– Слышь оставишь покурить, а?

За оградой бани было видно бараки, с лева какое-то высокое здание без окон, левее располагалась зоновская качалка, тоже огороженная железными прутьями. На ней, словно из фильмов ужасов маячили какие-то фигуры, одетые в лохмотья. Они таскали железо, переделанные под гантели и штанги железные трубы, колеса от вагонов, блоки, сваренные из подручных материалов, больше напоминали пыточные машины, чем спортивные снаряды. На вновь прибывших, это производило неизгладимый шок. Из дворика бани они молча поглядывали на клетку за которой пыхтели качки и скрипело железо.

– Эй, хорош пялиться, забирайте вату! – рявкнул с порога начальник бани.

Вата, на тюремном жаргоне, матрац. Свернутые они лежали в углу. Многие уже сильно прохудились, дырявые в пятнах, иногда бурых, словно засохшая кровь, ждали своих новых хозяев. На этих матрасах придётся провести многие годы. Молча заходят зеки и берут первый, что попадается под руку. Некоторые пытаются выбирать, но тут же дневальный из карантина, отмечающий в тетрадке получающих тюремное имущество, орет на того, кто пытается выбрать матрац: