Уильям Фолкнер - Когда я умирала

-- Можешь таскаться за ним всю ночь по лесу, если хочешь. Я не хочу.

-- Я за ним не таскаюсь, -- он сказал.

-- А как это называется?

-- Я за ним не таскаюсь. Я по-другому хочу.

И вот через несколько дней я услышал, как Джул встал с постели и вылез в окно, а потом услышал, как Кеш встал и вылез за ним. Утром я пошел в сарай, а Кеш уже там, мулы накормлены, и он помогает Дюи Дэлл доить. И когда я увидел его, я понял, что он все узнал. Я заметил, что он иногда странно поглядывает на Джула, как будто, узнавши, куда ходит Джул и чем занимается, он только тут и задумался всерьез. А посматривал он без тревоги; такой взгляд я замечал у него, когда он делал за Джула какую-то работу по дому, про которую папа думал, что ее делает Джул, а мама думала, что делает Дюи Дэлл. И я ни о чем не спросил его -- надеялся, что, переваривши это, он сам мне скажет. А он так и не сказал.

Однажды утром -- в ноябре, через пять месяцев после того, как это началось, -- Джула в постели не оказалось, и в поле он к нам не пришел. Вот тут только мама и начала понимать, что происходит. Она послала Вардамана искать Джула, а немного погодя пришла к нам сама. Как будто, пока обман шел тихо-мирно, мы все позволяли себя обманывать, соучаствовали по неведению, а может, по трусости, потому что все люди трусы и всякое коварство им больше по сердцу -- ведь видимость у него нежная. А теперь мы все -- будто телепатически согласившись признаться в своем страхе -- сбросили с себя лукавство, словно одеяло на кровати, и сели голенькие, глядя друг на друга и говоря: "Вот она, правда. Он не пришел домой. С ним что-то случилось. И мы это допустили".

А потом увидели его. Он появился у канавы и повернул к нам, напрямик, через поле, -- верхом. Грива и хвост у коня развевались, словно в движении они разметывали пятнистый узор шкуры; казалось, он едет на большой вертушке, с какими бегают дети, -- без седла, с веревочной уздечкой и непокрытой головой. Конь происходил от тех техасских лошадок, которых завез сюда двадцать пять лет назад Флем Снопс и распродал по два доллара за голову -поймать свою сумел только Лон Квик, но подарить потом никому уже не сумел, так что кровь ее сохранилась.

Джул подскакал к нам и остановился, сжав пятками ребра коня, а конь плясал и вертелся так, как будто форма гривы, хвоста и пятен на шкуре не имела никакого отношения к мясному и костяному содержимому; Джул сидел и смотрел на нас.

-- Где ты взял лошадь? -- спросил папа.

-- Купил. У мистера Квика.

-- Купил? На что? Под мое слово купил?

-- На свои деньги, -- сказал Джул. -- Я их заработал. Можешь не волноваться.

-- Джул, -- сказала мама. -- Джул.

-- Все правильно, -- сказал Кеш. -- Деньги он заработал. Расчистил шестнадцать гектаров новой земли у Квика -- те, что он разметил прошлой весной. Один работал, по ночам, с фонарем. Я его видел. Так что конь никому, кроме Джула, ничего не стоил. По-моему, нам не из-за чего волноваться.

-- Джул, -- сказала мама. -- Джул... -- Потом она сказала: -- Сейчас же иди домой и ложись спать.

-- Нет, -- сказал Джул. -- Некогда. Мне еще нужно седло и уздечку. Мистер Квик сказал...

-- Джул, -- сказала мама, глядя на него. -- Я дам... я дам... дам... -- И заплакала. Заплакала горько, не пряча лица -- стояла в линялом халате и глядела на него, а он глядел на нее с коня, и лицо у него постепенно сделалось холодным и больным, он отвел взгляд, а к маме подошел Кеш и тронул ее за руку.

-- Иди домой, -- сказал Кеш. -- Тебе нельзя тут, земля сырая. Ну, иди.

Тогда она закрыла лицо руками, постояла немного и пошла, спотыкаясь о борозды. Она не оглядывалась. У канавы остановилась и позвала Вардамана. Он стоял возле коня, смотрел на него и приплясывал.

-- Джул, дай прокатиться, -- сказал он. -- Джул, дай прокатиться.

Джул туго натягивал повод; он посмотрел на Вардамана и опять отвел взгляд. Папа наблюдал за ним, жамкая жвачку.

-- Значит, ты купил лошадь, -- сказал он. -- Тайком от меня купил лошадь. Со мной не посоветовался; ты знаешь, как нам туго приходится, и купил лошадь мне на шею. Свалил работу на родных и за их счет купил лошадь.

Джул посмотрел на папу, и глаза у него были еще светлее, чем всегда.

-- Твоего он горсти не съест. Горсти. Я его убью вперед. И не думай даже. Не думай.

-- Джул, дай прокатиться, -- сказал Вардаман. -- Джул, дай прокатиться. -Голос, словно кузнечик в траве, маленький. -- Джул, дай прокатиться.

В ту ночь я застал маму у его кровати. Она плакала в темноте, плакала горько, может быть, потому, что приходилось плакать тихо; может быть, потому, что плакала, как обманывала -- проклиная себя за это, проклиная его за то, что приходится плакать. И тогда я понял то, что понял. Понял это так же ясно, как потом другое -- про Дюи Дэлл.