Роже Гар - Семья Тибо (Том 1)

Слушала она чинно. Его слова находили отклик в каких-то забытых уголках ее души. "Да и верно, - думала она наперекор себе. - Куда у нас в этих тряпках пойдешь? К большой обедне? За кого бы они меня приняли?" Но как бросить или отдать кому-нибудь кружевное белье, кричащие платья, на которые ушло столько сбережений? Впрочем, она должна была двести франков подруге, с которой жила вместе; как только речь зашла об отъезде, этот долг стал немало тревожить Ринетту, а вот теперь, оставляя все это тряпье подруге, она покроет долг и даже не притронется к банкнотам Жерома. Все улаживалось. А при мысли, что сейчас она оденется в старенькое платьице из черной саржи, Ринетта захлопала в ладоши, как будто собираясь идти на маскарад; в нетерпении она мигом соскочила на пол и разразилась каким-то нервическим смехом, дрожа, как от рыданий. Жером отвернулся, чтобы она переоделась без стеснения. Подошел к окошку, погрузился в созерцание стен, окружавших дворик.

"Да, я все же лучше, чем обо мне думают", - рассуждал он. Доброе дело искупало в его глазах вину, за которую, откровенно говоря, он никогда себя и не корил. Однако для полного душевного умиротворения ему еще чего-то недоставало. Не оборачиваясь, он крикнул:

- Ринетта, скажите, что вы больше на меня не сердитесь!

- Да нет же.

- Тогда скажите мне это. Скажите: "Я вас прощаю".

Она колебалась.

- Будьте же добры, - умолял он, глядя по-прежнему в окошко. - Ну произнесите эти три слова!

Она покорилась:

- Ну ясно, что... что я вас... прощаю, сударь.

- Благодарю.

Слезы подступили к его глазам. Ему казалось, будто он вновь вступает в согласие с окружающим миром, вновь обретает душевный покой, которого лишен был долгие годы. На окне нижнего этажа заливалась канарейка. "Я человек добрый, - мысленно повторил Жером. - Судят обо мне неверно. Не понимают меня. Я стою больше, чем моя жизнь..." Сердце его переполнилось какой-то беспредметной нежностью, состраданием.

- Бедняжка Крикри, - сказал он негромко.

Он оглянулся, Ринетта застегивала черный шерстяной корсаж. Она зачесала волосы назад, ее чисто вымытое лицо опять стало таким свежим, - перед ним опять была застенчивая и упрямая служаночка, которую Ноэми вывезла из Бретани шесть лет тому назад.

Жером не выдержал, подошел к ней, обнял за талию. "Я человек добрый, я лучше, чем обо мне думают", - все повторял он про себя, словно припев. А его пальцы уже машинально расстегивали ее юбку, пока губы прикасались к ее лбу отеческим поцелуем.

Ринетта вздрогнула, - испугалась почти так же, как тогда, давным-давно. А он все крепче и крепче прижимал ее к себе.

- У вас те же духи, верно? Пахнут лимонадом...

Она улыбнулась, подставила ему губы для поцелуя и закрыла глаза.

Как еще она могла доказать ему свою благодарность? Как еще Жером мог в минуту мистического восторга выразить до конца то возвышенное сострадание, которое переполняло его душу?

Когда они приехали на Монпарнасский вокзал, поезд уже подали. И только тут, увидев на вагоне дощечку с надписью "Ланьон", Ринетта ясно поняла, что все это происходит с ней наяву. Да, тут нет никакого "подвоха". Ведь так близко осуществление мечты, которую она вынашивала в душе многие годы! Почему же ей до того тоскливо?

Жером занял ей место, и они стали прохаживаться мимо ее купе. Больше они не разговаривали. Ринетта думала о чем-то, о ком-то... Но не решалась прервать молчание. Жерома тоже, казалось, мучила какая-то тайная тревога, он не раз оборачивался к ней, будто собираясь что-то сказать, но сразу умолкал. И вот наконец, даже не глядя на нее, он признался:

- Я сказал тебе неправду, Крикри. Госпожа Пти-Дютрёй умерла.

Она не стала выпытывать подробности, заплакала, и ее молчаливое горе было приятно Жерому. "Какие же мы оба хорошие", - подумал он с умилением.

Они не обменялись ни словом до самого отъезда. Если бы Ринетта посмела, она бы в два счета отдала деньги Жерому, вернулась к мадам Розе, упросила бы взять ее обратно. А Жером, которому надоело ждать, уже не испытывал никакой радости от того, что затеял всю эту душеспасительную канитель.

Когда поезд наконец тронулся, Ринетта набралась смелости, выглянула из окна и крикнула:

- Сделайте милость, сударь, передайте поклон Даниэлю!

Поезд грохотал, и Жером ничего не расслышал. Она поняла, что он не разобрал ее слов, губы ее задрожали, а рука, прижатая к груди, судорожно дернулась.

А он улыбался, радуясь, что она уезжает, и изящно помахивал ей шляпой.

Им уже завладел новый замысел, и он был вне себя от нетерпения: с первым поездом он вернется в Мезон, падет к ногам жены, сознается во всем почти во всем. "К тому же, - подумал он, зажигая папиросу и быстрым шагом выходя из вокзала, - пусть Тереза знает об этой ежегодной ренте: она так аккуратна, что никогда не пропустит срок".