„В церковь“, — отвечает она.
„Боже мой! Что это тебе взбрело в голову? Я думал, ты уже давно перестала ходить в церковь“.
„Да, перестала, — говорит девушка. — Но сегодня должна идти“.
„Почему?“— спрашивает он.
„Сегодня церковный праздник непорочного зачатия“, — отвечает она».
— И ты исповедовалась? — спросил Лэнг у Пегги.
— Конечно.
— Что же ты говорила на исповеди? — ухмыльнулся он.
— Это тайна, моя и священника, и я сейчас хочу говорить с тобой совсем не о том.
— О чем же тогда? Не забудь, мне еще надо написать свое радиовыступление.
— Знаю. Но я должна сказать тебе что-то важное. Это касается твоей жены.
— С твоего разрешения, я сам буду заниматься своей женой. — Лэнг встал с кресла и направился к Пегги. — А ты можешь заниматься мной.
— Нет. — Пегги досадливо поморщилась. — Либо мы должны прервать нашу связь, либо мне надо работать дома или где-нибудь в другом месте. Может быть, в учреждении. Она знает о наших отношениях.
— Сомневаюсь. А вообще мне это совершенно безразлично.
Он снова принялся расхаживать по комнате.
— Записывай дальше: «Автор „Автобиографии“ исследовал целый ряд философских систем и концепций, тщательно разработанных людьми для того, чтобы…»
— Послушай, — сказала Пегги. — Мне не хотелось тебя перебивать…
— Ну, так и не перебивай, — огрызнулся Лэнг.
— Нельзя дальше так жить.
«Как и многие другие серьезные американцы, — диктовал Лэнг, подчеркивая каждое слово, — Шиэн заигрывал с марксистской философией. В своей „Автобиографии“ он не только дает блестящее описание этого, но и рассказывает, как ему удалось избежать соблазнов, которыми ложная доктрина пыталась совлечь его с пути поисков правды и благопристойности. Сегодня в своем выступлении…»
— Как раз о правде и благопристойности я и хочу поговорить с тобой, — перебила Пегги. Лэнг остановился и взглянул на нее.
— Что же прикажешь делать? — спросил он сердито. — Развестись с женой и жениться на тебе? Так, что ли?
— Этого я не говорила.
— И не говори.
— Ты ведь не любишь ее.
— А тебе какое дело?
— Спасибо. Но ведь не я привезла тебя из Голливуда, не так ли?
— Ага! Теперь ты начинаешь раскаиваться? Уж не поэтому ли ты побежала исповедоваться?
— Может быть.
— Ну, так знай: я не собирался и не собираюсь жениться на тебе! — закричал Лэнг и внезапно понял все.
Он вспомнил, как напился в ее квартире и, явившись после этого к Эверетту, распустил язык. Припомнилось ему и брошенное Пегги замечание — не принадлежит ли он к числу «этих типов», и ее беспокойство, когда она узнала о визите сотрудников ФБР и о том, что его второй раз вызывают в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Она давно чувствует себя неспокойно (как и он) — вот в чем дело.
— Меня не устраивает, если ты будешь работать дома. К тому же мне тогда придется все время торчать у тебя, а это только усилит подозрения Энн.
— Ты думаешь, она только подозревает о наших отношениях? — спросила Пегги. — Тогда могу сообщить вам новость, мистер Л.: она прекрасно все знает.
— Позволь мне самому следить за своей женой, а ты лучше посматривай за мной.
— А разве я этого не делаю?
Лэнг почувствовал раздражение.
— На сегодня хватит. Можешь отправляться домой. Я сам допечатаю свое радиовыступление. Так я не могу работать.
— Знаешь, Зэв, пора бы тебе стать взрослым. Времена гаремов миновали. Ну, а если уж тебе так хочется иметь двух женщин, то ты, по крайней мере, держи их в разных местах. Не заставляй меня все время сидеть тут под бдительным оком твоей законной жены. Я чувствую себя форменной идиоткой.
— Будет, будет тебе! — отозвался Лэнг.
— Позвони, когда я тебе понадоблюсь, — проговорила Пегги, покидая кабинет. Лэнг продолжал ходить взад и вперед, пытаясь собраться с мыслями. Черт бы побрал всех женщин! В его памяти вдруг всплыло аскетическое лицо его тезки, священника Фрэнсиса К. Линча. Лэнг удивился: с чего бы это? Впервые он встретился с Линчем в самом начале своей службы в армии, еще до того, как получил назначение в часть.
Линч, военный священник в авиации, покрыл себя славой и был удостоен «Медали конгресса» [105] Высшая награда в американской армии. — Прим. ред.
за исключительный героизм, проявленный под огнем противника, когда немецкие самолеты подвергли бомбардировке одну из американских авиационных баз во Франции.
Модный иезуитский священник Линч имел привычку выпивать перед обедом рюмку-другую мартини, мог, как настоящий солдат, рассказать непристойный веселый анекдот и заразительно смеяться, слушая других. Солдаты любили его и называли добрым Джо.
Читать дальше