Сахиб Джамал - Черные розы

— Нет, это невозможно.

— Жизнь моя!..

— Горе твое!

— Счастье мое!..

— Печаль твоя!

— Люблю тебя!..

— Не мучай меня!

Суровый отпор девушки острым копьем пронзил сердце Надира. Подобно тому как буря заволакивает небо черной мглой, так и разум его помутился. О судьба! Тысячи огней жгут его душу. Неужели он должен отступить? Нет, невозможно! Он бросился к Амаль, поймал ее руку, начал осыпать поцелуями.

— Отец! — закричала Амаль, вырывая руку, вся дрожа, прижимаясь к стене.

— Амаль, я готов на все… Моя решимость тверда, как булат… Как оленю не уйти от моей пули, так тебе не спастись от моей любви. Клянусь молоком матери, прахом отца, клянусь чистотой своей любви — приму тысячи ран от врага, но не откажусь от тебя! Не откажусь!..

Сказав это, Надир метнулся в сад и исчез в его густой листве.

Случается в жизни, человек, как бутон цветка, схваченный морозом, не может раскрыться. Так было и с Амаль. В груди у нее зеленел росток жизни, который тянулся к свету, солнцу и цветам. Но слепота сковывала все ее стремления и обрекала на страдания. Греться у костра любви и обжигаться ее огнем, как это делает дочь хана, для нее, приговоренной судьбой к вечной темноте, невозможно! Любовь — это злой демон, от которого надо обороняться всеми молитвами даже таким, как Гюльшан.

Однако «злой демон» не рассыпался от ее молитв. Наоборот, все сильней и сильней полонил ее своими прочными, невидимыми сетями. Волшебный голос Надира околдовал ее. Все чаще и чаще ловила она себя на желании услышать снова хоть раз его пение. Отчетливо и часто представлялась ей и внешность Надира… А теперь, после жаркого его признания, она терзалась оттого, что лишена счастья видеть его лицо, глаза, не может, не вправе ответить на его чувства.

День ото дня Амаль все больше утрачивала душевный покой, теряла власть над собой.

«Азраил [10] Азраил — ангел смерти. , что ты медлишь? Где же твоя прославленная жестокость? Приди, возьми мою жизнь, освободи мою душу. Я больше не в состоянии терпеть эти адские пытки…» — молилась она.

Но небо молчало.

В Лагмане заговорили о новой женитьбе Азиз-хана. Люди не верили.

— Не может быть? Ведь он же старик!

— Клянусь аллахом!

— На ком же?

— На Амаль — дочери своего садовника Саида!

— И она согласилась?.. Ведь ему уже под семьдесят, а ей…

— Она ровесница его дочери Гюльшан.

— Ох, уж эти богачи!.. Не изведав горя в юности, они сеют его по земле, став взрослыми, а на старости и вовсе с ума сходят.

Так восприняли жители Лагмана известие о женитьбе Азиз-хана. Только мулла Башир — высшее духовное лицо в Лагмане — не считал зазорным, что хан обзаводится четвертой женой. Ведь по шариату он может иметь семь жен! Мулла Башир считал даже, что, женясь на дочери садовника, да к тому же еще и слепой, хан поступает как истинный мусульманин.

— Наш хан-саиб совершает богоугодное дело! — проповедовал он в мечети, стараясь смягчить впечатление и пересуды. — Это с его стороны не прихоть, а проявление милосердия к несчастной девушке. И хан обязан исполнить волю аллаха! Обязан!..

Большинство жителей Лагмана мало верили тому, что решение Азиз-хана — воля аллаха. Хан — хитрая лисица и не зря остановил свой выбор на Амаль. Дочь садовника — красивая и скромная, а ее слепота хану на пользу: не будет испытывать к нему отвращения. Лучшей невесты ему не найти даже при всем его богатстве. Прошли уже времена, когда дети принадлежали родителям и покорно выполняли их волю. Ни одна девушка из богатого дома теперь не согласится выйти замуж за дряхлого старика. Азиз-хан понимал, что даже и ему трудно сейчас купить человеческую душу, молодую жену, способную родить ему сына. А ему очень хотелось иметь сына, такого же красивого и сильного, как юный кочевник Надир.

Весть о женитьбе Азиз-хана не вызвала особенного переполоха в гареме. И самая старшая его жена, которой было уже за пятьдесят, и самая младшая, подарившая ему Гюльшан, были рады, что он выбрал дочь Саида. Ее все знали с самого детства, любили и сочувствовали. Они даже обрадовались этой затее хана: авось после женитьбы смягчится в характере, успокоится и хоть немного будет считаться с ними, как с людьми.

Отец Гюльшан не блистал здоровьем. У него часто бывали тяжелые сердечные приступы, и врачи рекомендовали поехать полечиться в Швейцарию. Привязанность к своему дому и саду приковали его к Лагману. Он хотел встретить смерть на родине, чтобы быть похороненным в своем саду, у своих любимых черных роз. Его преклонные годы омрачало лишь одно — отсутствие наследника. Бесплодность его жен была несчастьем всей его жизни.