Сахиб Джамал - Черные розы

Растерянная Биби молчала и думала: «Разве слепая девушка может стать женой, матерью?! Аллах мой, за что ты шлешь на мою голову новые испытания? За какие грехи?»

— Разве ты не знаешь, что она не видит, как новорожденный котенок? — почти вскрикнула она в отчаянии. — Аллах мой, какая безрассудность!.. Какое безумство!..

— Она мне нужна такая, какая есть! Амаль как чудесная сказка! Я уже многое передумал и почти все разрешил. Готов для нее на любую жертву! Радость, что она рядом со мной, будет согревать мою Душу!

Устами Надира говорила еще чистая, непорочная любовь. Душа его тянулась к высокой, красивой, как песня, дружбе. Несмотря на свой дикий нрав и повышенную, как и у всех южан, чувствительность к красоте, он обожествлял Амаль. Тайны любви были ему неведомы.

— Поверь мне, мадар, — взяв руку матери, уже спокойнее продолжал Надир, — у меня и в мыслях нет ничего, что могло бы опозорить тебя. Мне все равно, что скажут люди, как будут судить их злые, колючие языки. Пусть говорят…

Растроганная мать обняла его кудрявую голову, поцеловала.

— Верю, сынок, и понимаю тебя!

Надир прижал мать к груди, и она услышала толчки его сердца. И в эту минуту ей показалось, что она самая счастливая мать на земле.

— Надир, я постараюсь помочь тебе. Любовь, как ласковое солнце, греет нас и зимой. Но никогда не играй с нею… Любовь к Амаль принесет тебе много слез и горя. Ты сам видел, до чего довела любовь Гюльшан. А я-то, грешная, подумала, что это она опутала тебя. Слава аллаху, что оказалось не так! Будь осторожен, остерегайся ее. От нее всего можно ждать. — Она провела по его кудрям рукой и добавила: — Вот мы и объяснились, как двое друзей, переговорили обо всем. Теперь мне легче… Ну, мне пора на работу. Не забывай же, родной мой, что живем мы у Саида, а работу получаем от Азиз-хана…

Расставшись с сыном, Биби шла, не замечая дороги. Страх, что Гюльшан из ревности может покуситься на жизнь Надира, давила ей грудь и окутала путь ее сплошным мраком.

«Спасибо тебе, мама, спасибо, мой верный, хороший друг!» — шептал Надир, провожая мать любящим взглядом. «Будь осторожен, остерегайся любви Гюльшан, ее любовь буйная и может сразить тебя», — звучали у него в ушах ее слова.

Встреча с Гюльшан, ее отважный поступок не прошли для Надира бесследно. Ему хотелось вот так же, круша препятствия, поставленные исламом между мужчиной и женщиной, ринуться к Амаль.

«Однако мужество ли это, любовь ли? — думал он. — Забыть девичий стыд и в полночь выйти в сад, плакать перед мужчиной, признаваться ему? Но если это не любовь, тогда что же это? Что нужно богатой девушке от бедного кочевника?»

И снова мысли его возвратились к Амаль. Он понимал, что молчанием и тоской ему не добиться счастья, надо поступить так, как Гюльшан, — остановить Амаль и раскрыть ей свою душу. «Теперь моя судьба зависит от меня самого, от моей решительности, смелости! О небо, помоги! Дай мне силы!»

Лавина молодой, горячей крови хлынула к сердцу, ему стало не по себе. Казалось, сам воздух настолько раскалился, что нечем стало дышать — мир стал для него тесен. Несколько мгновений он растерянно смотрел на батраков, возвращающихся после обеденного отдыха к полям, на деревья, которым не было до него никакого дела, на дорожку, ведущую к лачуге, где жила Амаль. И ему захотелось нарушить все приличия — побежать к ней, поцеловать ее порог и раскрыть ей свою душу. На языке уже вертелись слова признания, и, возможно, он так и поступил бы, если бы на его пути не появился конюх Дивана.

— Где ты пропадаешь? — набросился он на Надира. — Целый час разыскиваю тебя по всему саду. Идем скорей, нам прислали обед с ханской кухни. — И, радуясь предстоящему пиршеству, добавил: — Будем кушать плов с шафраном и цыплятами да вдобавок пить шербет. Пойдем скорей, мой быстрее руки.

Надиру было не до еды.

— Ешь один, я не хочу, — сказал он угрюмо.

— Как ты смеешь отказываться? — вскипел конюх. — Мне приказали обедать только с тобой. Понимаешь ты это? Дикарь ты, а не человек! Разве можно отказываться от ханского плова? Впервые они так раздобрились, а ты ломаешься как девка. — И хотя Надир его не слушал, он продолжал: — А, видать, ты понравился хану-саибу, хоть и хотел его убить. — Он с изумлением посмотрел на Надира и покачал головой. — Ну и герой!.. Всех удивил. Сказать тебе правду, если бы я был Азиз-хан, я бы прогнал тебя.

Надир молча провел рукой по флейте, заткнутой за кушаком, и вздохнул.

Большое блюдо с едой стояло на скатерти. Вокруг него Дивана разложил разломленные пшеничные лепешки. Рядом глиняный кувшин с ледяной водой из горного источника и целая гора зелени: лук, редис, огурцы. Захватив пятерней белый пушистый рис, окрашенный ароматным шафраном, конюх, дразня Надира, проглотил его.