Проснулась и Амаль, поднялась Биби. Они спали на крыше лачуги Саида. Потрясенная мать не верила своим ушам. Неужели Надир? Она ведь просила его не играть и не петь. Нет. Это не он! Его флейта никогда так не рыдала. Да и не мог он тревожить покой людей в такой поздний час.
Флейта умолкла, ее сменил тоскующий голос.
— О аллах, что же это такое?! — воскликнула Биби в отчаянии.
Теперь уже сомнения не было — пел Надир, но песня какая-то новая и необыкновенная.
Отец мой кочевник, он горя не знал,
Вольною птицей по степи гулял… —
доносил до них ветер.
Широко раскрыв глаза и напрягая слух, Амаль старалась запомнить каждое слово песни.
— Ой, до чего же хорошо поет! — восхищенно прошептала она, словно боясь спугнуть соловья. — Кто это?
Но вот в Лагман меня привели,
В край садов и нежной любви!
Здесь я Лейли свою повстречал
И навеки Меджнуном стал… —
лилась песня в ночной тишине.
— О аллах, он сошел с ума! — содрогнулась мать. — Что он поет?
— Кто это «он»? — трепетно спросила Амаль.
— Мой сын.
— Надир?! — радостно воскликнула Амаль.
— Он, он… — вся в слезах ответила Биби. — О горе, горе мне, — повторяла она, крепко прижимая руки к груди, — теперь нас хан прогонит! Надо остановить его…
— Нет, нет, что вы! — удержала ее Амаль. — Вы только послушайте, как он поет! О, это самый счастливый из всех людей на земле! Какой чудесный голос дал ему аллах!
Саид спал внизу у лестницы, ведущей на крышу. Он тоже проснулся и услышал сетования Биби.
— Зря ты его ругаешь, хорошо поет. А о хане-саибе не беспокойся. Он любит музыку и частенько заставляет Амаль петь ему суры из корана… — Помолчал и добавил: — Да и можно ли в такую ночь не петь!.. И почему же он до сих пор молчал, не радовал нас своими песнями?.. Хороший голос дал аллах твоему сыну, Биби! От его флейты и песни можно все позабыть…
Редко, очень редко судьба балует бедный люд Лагмана музыкой и пением. О театрах и концертах они не имеют понятия. Никогда не видели кино и тех сказочных индийских фильмов, которые не сходят с экранов Кабула. Только свадебные карнавалы да игры девочек, в которых они, подражая взрослым, устраивают свадьбы своих кукол, скрашивают их жизнь, помогают забыться и отдохнуть. Вот почему люди Лагмана были в восторге от музыки и песни, которые неожиданно прозвучали в эту лунную ночь. Мало кто догадывался, что это поет «дикий» кочевник, сын Биби.
Биби с нетерпением ждала рассвета, чтобы как можно строже поговорить с сыном.
Вглядываясь в небо и одиноко плывущую луну, она непрестанно спрашивала себя: «Аллах, кто же это его Лейли, кто она, помутившая его разум?»
Этот же вопрос почему-то тревожил и Амаль. «Кто же его Лейли? Наверное, Гюльшан. Говорят, она очень красивая… Ах, послушать бы еще его голос!» Амаль ждала песни Надира, а мать его тихо жаловалась богу: «Какое новое несчастье, аллах, ты гонишь на меня? Неужели сын унаследовал от отца его безумство? Неужели он влюблен? О аллах, спаси его от огня любви!.. У меня нет никого на свете, кроме сына».
В тяжких терзаниях прошла для Биби эта ночь…
Наутро, когда сквозь листья тенистых аллей солнце осветило землю золотыми лучами, Азиз-хан, узнав, что ночью пел Надир, встревожился не меньше Биби. Отец Гюльшан уже заметил повышенный интерес дочери к батраку. Ему уже казалось, что между его дочерью и бесприютным кочевником вспыхнула любовь. Уж не сама ли строптивая Гюльшан толкнула Надира на это? От своенравной девчонки можно всего ожидать. Вот возьмет да и объявит нищего раба своим женихом? И тогда никто, даже он, Азиз-хан, не в силах разрушить нежелательный брак.
Вероятность такого позорного исхода показалась Азиз-хану до того реальной, что он даже вздрогнул. «Подумать только, что скажут люди!.. Дочь Азиз-хана взяла себе в мужья босяка!» И повелитель приказал позвать к себе певца.
Надира разыскали во дворе и привели в особняк.
Азиз-хан направил на него свой суровый взгляд… и ничего не сказал. Облик юноши покорил его взор. «Гм… не мудрено, если Гюльшан и в самом деле полюбит его», — подумал он, и гнев его растаял.
Любуясь выточенными щедрой природой чертами лица Надира, его руками и телом, Азиз-хан возненавидел своих жен, которые не смогли порадовать его хотя бы одним таким сыном.
Хан и не подозревал, что на втором этаже дома за тюлевой занавеской гостиной сидят его жены и вместе с Гюльшан любуются Надиром, восторгаются его буйными кудрями и серьгой, которая так шла к нему.
Читать дальше