Валентина Немова - Изъято при обыске

Через некоторое время после обыска, при гостях, когда еще вовсю правил Хрущев, отец наш вдруг разговорился и вот что заявил; как бы ни с того и ни с сего и словно даже не к месту совершенно:

— А этого самого, хи-хи-хи, — райкиновски засмеялся он, — сковырнут скоро. Вот посмотрите, вспомните мое слово. Но не я его сниму и никто из вас. Один человек ничего не добьется, только сделает зло и себе и другим…

Отец всегда выражался загадками, но то, что он насмехался над "кукурузником", которого высмеивала и я, чуть было не поплатившись за это головой и едва не навредив всей семье, было несомненно и доказывало не что иное, как согласие отца со мной в оценке этой "исторической" личности и то, что в душе он ни в чем не винит меня…

Да и мама, кстати сказать, набросилась тогда на меня не из-за моей "писанины". Дело было в том, что на антресолях в новой квартире в тот злополучный день стояла у них трехлитровая бутыль, доверху наполненная спиртом собственного приготовления. Сами они с отцом не пили. Но гостей, которые время от времени наведывались к ним, надо же было чем-то потчевать. Таков закон дружбы. А водку и вино не на что же было покупать. И по чьей вине? Это их нарушение нельзя было, разумеется, сравнить с теми, что допускают власти, не умеющие править и вечно выкручивающиеся за счет простых людей. Вот почему, не страдая угрызениями совести, родители мои гнали самогон.

Когда была необходимость, использовали его в лечебных целях. Стоило кому-нибудь из внуков: Лариске или Геночке (дети младшей моей сестры), Наташке или Галочке (дети старшей) или моей дочери, которые частенько ночевали у бабушки с дедушкой, закашлять, засучивал отец мой рукава. Снимал одежонку с ребенка, ставил его меж колен, зубами выдергивал пробку из бутылки, поливал на свою шершавую ладошку мутной жидкости и начинал священнодействовать. Вонь, крик, шум, борьба, — а в результате — никакого воспаления легких!..

Так вот, пряталась 5-го мая 59 года у родителей моих на антресоли трехлитровая бутыль самогона.

Хорошо, конечно, с самогоном. И расходов меньше, и хлопот. Но то, что, занимаясь его изготовлением, "влипнуть" можно в крупные неприятности, почему-то не приходило в голову ни маме, ни отцу. И вот на тебе! Обыск!

Только услышала мама с давних пор запомнившееся ей слово и подумала про четверть с мутной жидкостью, спрятанную на полке высоко под потолком в прихожей, только представила себе, что будет, если начнут сейчас, как тогда, в деревне, когда по ошибке раскулачивали Михаила Тимофеевича, ее свекра, шарить по всему дому и найдут запрещенный продукт, ее кондрашка чуть не хватила.

Тогда все, решила она. Валентине за ее чертовы бумажки, глядишь, не нагорит. Ну, что такого вредного в них может заключаться! А вот Тимофею Михайловичу за самогон, как пить дать, припаяют…

Слабая надежда, что пронесет (не раз ведь приходилось в жизни висеть на волоске, да выкарабкиваться) у мамы была, поэтому, хоть и переполошилась она порядком, виду не показала. Стояла, преспокойно калякала о том — о сем с незваными гостями, а сама кумекала, как их перехитрить, как отца от тюрьмы спасти. И ведь выкрутилась! Улучив момент, сняла сверху, предварительно сунув в валенок, ей до колена достающую бутылку и ухнула все ее содержимое в унитаз. Все три литра!

Ну и было, наверное, вони в квартире! Но я ничего не почувствовала. Унюхали что-нибудь те, кто, кроме меня, находился в моей комнате, не знаю. Но факт остается фактом: о самогонке в тот день никто даже не заикнулся.

"Секретное задание" свое мама выполнила на "отлично". Но в себя пришла после этой встряски нескоро. Поэтому, когда "ищейки" удалились, и налетела на меня, как вихрь. Просто нервы ее не выдержали перенапряжения…

Долго потом родители меня "пилили" за то, что "по моей милости столько добра у них пропало". Нашли о чем жалеть. Других упреков ни от мамы, ни от отца я не слыхала. Думала: молчат, мне сочувствуя. И что же выяснилось вдруг?

Отец опять меня ругает. Но уже не за то, за что раньше бранил (что вечно лезу на рожон), а за то, что согласилась под нажимом органов госбезопасности впредь не делать этого, отказалась продолжать борьбу. Ничего себе новость, подумала я. Отец превзошел все мои ожидания. Хоть стой, хоть падай. Хоть смейся. Хоть плачь!

Минуло 5 лет с тех пор, как я перестала высказываться при нем на политические темы, агитировать его за Советы и социализм. И вот, значит, за это время произошли с родителем моим изменения, какой сдвиг в его настроении…