А мы так благодарили советскую власть за этот прекрасный, подгаданный к майским праздникам подарок. Как тешились, бегая из комнаты в комнату, выскакивая на балконы, хлопая дверями. Только и делали, что по очереди полоскались, нежились в огромной, в рост человека ванне, посыпав в нее ароматного хвойного порошка. В старой, неблагоустроенной квартире не было у нас ни ванны, ни горячей воды. И в голову нам даже не приходило, что ждет нас на новом, со всеми удобствами месте. Вот уж поистине: гром не грянет — беспечный русский Иван не перекрестится.
Но зато, уж если грянет, призадумается и во всем разберется. Кому я давала читать свои политические стихи? Как кому! Сергею. Ведь я же их собственноручно, очень старательно переписала в отдельную тетрадочку, красиво оформила и подарила тому, кто меня "больше всех любил", в благодарность за такую любовь.
Когда выставляла его, в гневе позабыла про тот "сувенир". А ведь не лишним было бы вспомнить. И сперва найти и уничтожить его, превратившийся в улику подарок, а уж после этого рвать с претворившимся во врага другом…
Где теперь та синенькая, в клеточку, ученическая тетрадь? Уезжая, Сергей попросил сберечь его архив: письма, фотографии, дневник, который, как и я, вел со школьных лет. Все его бумаги я положила в ту самую тумбочку, из какой не так давно выгребли мои. Символично, не правда ли? Мои исчезли — его на том же месте появились. Вторые как бы вытеснили первые…
Докопавшись кое-как до истины, бросилась я к тумбочке, вытряхнула прямо на пол "ценности" Сергея. Трясущимися от возбуждения руками принялась перебирать весь его хлам. Срывать с тетрадей обертки, швырять их, топтать. Если бы кто-нибудь заглянул в замочную скважину моей, к тому времени уже зашторенной двери и увидел, что я вытворяю, подумал бы, наверное, что я сошла с ума. Но дело было ночью, все вокруг спали, и я могла бесноваться, сколько угодно, растрепанная, босая, почти нагая…
Уразумев наконец, что ищу вчерашний день, выбившись из сил, опустилась на голый пол (а он в той, хрущевской, квартире цементный, холодный, как лед. Но я этого не почувствовала). И долго сидела, поджав колени и уронив на них голову, бесшабашную свою…
Конечно, сердцу моему, которое колотилось, как бешенное, все уже было ясно, однако требовалось еще и рассудком охватить вдруг открывшееся мне. Необходимо было добыть доказательства. Я поклясться была готова, что они не существуют. Ведь в противном случае… Голове моей думать об этом было больно, что это будет значить для меня, если доказательства вины Сергея есть. В глубине души я желала, чтобы они (хотя бы случайно) не нашлись. Но и этой моей мечте не суждено было осуществиться.
Мой муж хотел жить с "чистой" совестью, спать по ночам крепким сном. Я помогла выдержать испытания, связанные со службой в армии. Теперь за себя он уже не боялся. И не считал нужным далее скрывать от меня свой "грех".
Незадолго до нашего с ним прощания я спросила у Сергея, не позволит ли он мне полистать его дневники. Он ответил очень просто:
— Я же твои читаю. У нас не должно быть секретов друг от друга, раз мы жена и муж…
Как очень аккуратный и пунктуальный человек, делопроизводитель по призванию, Сергей датировал каждую дневниковую запись. И выбрать ту, что должна была "очистить" его совесть, не стоила труда.
Оказалось: только разошлись мы с ним в 58 году, по месту работы ему вручили сразу две повестки. Одну — в райвоенкомат, другую — в горотдел КГБ. Сперва он отправился на "горку". Там ему предложили сделку: он дает против меня показания — его освобождают от этой, не очень приятной обязанности тянуть солдатскую лямку. Порассказали в подробностях, что это такое — солдатская служба, что порою случается с солдатиками, вот с такими, вроде него, неприспособленными к жизни в трудных условиях мальчиками. В себя стреляют иногда, в офицеров. Застрелены бывают сами "по недоразумению" и т. д.
Принялись ему внушать, что его женитьба на мне — ошибка. Из-за меня, мол, он бросил институт. Ленинград, этот чудный город — музей, где имел шанс навсегда остаться, вступив в брак с какой угодно красавицей из любой благородной семьи… Ничего не пожалел, в Магнитку помчался, ко мне, а я с ним жить — раз — и не захотела!
Без сомнения, "они" нащупали его уязвимое место, посыпали соль на рану. Он и вообразил, что все именно так и было. Я злодейка, а он жертва. За причиненный ему "моральный ущерб" я должна была поплатиться. Редко, очень редко прощают мужчины, когда их отталкивает женщина. Уже второй нашелся, мною грубо и незаслуженно, как им казалось, отвергнутый. Не зная друг друга, стали они против меня действовать заодно. Тот — "вдохновенный" поэт с дребезжащим голосом и этот — гитарист и певец с галстучком в виде бабочки на шее. Между прочим, потомок дворянского рода, умеющий при случае блеснуть прекрасными, изысканными, как он сам думал, манерами. (В скобках замечу: мне он, когда начинал "манерничать", напоминал официанта из ресторана, лакея.)
Читать дальше