Валентина Немова - Изъято при обыске

Обвинил меня отец в том, за что я и сама себя осуждала. Но одно дело самому себя корить, другое — выслушивать порицания от кого-то. Я стала спорить с отцом:

— Сама себя предала? Как это слово понимать? Выдала, что ли? Да, я согласилась свою критику назвать антисоветской пропагандой. Конечно, я за идею советской власти. Но говорить-то надо, когда это не философская дискуссия, а жизнь, политика, не об идеях, а о том, что есть на деле. На деле такой, советской, власти нет. Не было при Сталине, нет и при Хрущеве. Фактически имеется власть правящей партии, власть партийной верхушки. И если она, антинародная власть, вопреки здравому смыслу, все же называется советской, такое имя у нее, значит, выступая против нее, веду я, так называемую тоже, антисоветскую пропаганду. Так выходит по логике вещей…

Я против власти, такой, какая у нас есть. Она почему-то называется советской. Значит, я против этой советской власти. И нечего тут мудрить. Хватит уже прикрываться разглагольствованиями об отдельных недостатках. Какие там отдельные недостатки? Вся наша жизнь один огромный недостаток. Один ужас. Я против этого ужаса. Так им открыто и заявила, готовая принять любое наказание за это заявление. Конечно. Я выдала себя, на что имею полное право. Себя. Но не другого, что было бы непростительно. Выдала, но не предала. Осталась при своих убеждениях и на их сторону не перешла, хотя они, обнаглев, и предлагали мне это…

— Но ты же пообещала так больше не делать, не встревать, — снова отец возразил мне.

— Хм, — засмеялась я. — Пообещала! Они мои враги. Почему я должна говорить им правду? Врагам можно когда-то и соврать. Особенно, если им только того и надо, чтобы от тебя отделаться поскорей и городу дать покой, пока кто-нибудь еще номер не отколол (похлеще моего), не составил мне компанию…

Буду или нет впредь вредить им? Какое-то время, естественно, нет. Ведь я же остаюсь у них под присмотром, что называется, на крючке. Они давным — давно, наверное, контролируют каждый мой шаг. Следуют за мной по пятам. Теперь контроль будет еще более жестким. И первую же мою попытку действовать по-старому пресекут. Так почему бы мне не заверить их, что я не стану делать то, чего они просто не позволят мне делать?..

В тюрьму они меня, видите ли, не посадили и этим страшно гордятся. Во-первых, я не просила их об этом. Стала бы умолять: "Пощадите!", наоборот отправили бы туда. Во-вторых, и это главное: отпустив меня, разве дали они мне свободу? Какая же это свобода, если я не имею возможности ни говорить, ни делать, что хочу? Это и есть настоящая тюрьма. И не одна я нахожусь в ней. Весь наш народ. И ты в том числе. И никуда не надо больше проситься. Этого вполне достаточно. Попыталась вырваться — не удалось. Зачем же трепыхаться? Сила пока на их стороне. Их вон сколько. Ты не видел, а я их очень многих видела. Что я могу против них одна сделать? Другие-то сочувствовали, но не поддержали меня, не выступили. Вот иди теперь и с ними разговаривай, почему они молчат. Я свое слово сказала. Теперь их очередь…

Власти меня просто — напросто подчинили себе. Но учти, ничего не доказали. И не докажут. Я осталась при своем мнении. Придет время — выскажу. Не может быть, чтобы такое время не пришло, чтобы эти бандиты навсегда покорили наш народ…

Отец молчал, не возражал мне больше. Убедив его в своей правоте, и себе как будто я доказала что-то. Но не усмирила свою душу. Больше всего беспокоило меня следующее.

Между тем, что человек говорит, и тем, что он думает, всегда есть прямая связь. И если ты не говоришь того, что думаешь, начнешь думать то, что говоришь. Я боялась, приспособившись к обстановке, потерять себя. Стать такой, каких большинство. Отца уверяла, что буду верна себе. Сама же опасалась, что это не получится у меня. Это же самое страшное — изменить себе! Зачем на свете жить, если сделаешься такой, каких всегда презирала и так сурово судила?!

Стоило мне остаться наедине с собой, эти сомнения, тревога за мое будущее охватывали меня, и я места себе не находила. Днем работала. А ночью… Утомившись за день, тотчас засыпала. Но среди ночи быстро просыпалась, словно кто-то меня будил. И потом уже до самого утра не смыкала глаз. Бессонница изматывала меня. Но ничто не проходит в жизни бесследно. И нет худа без добра…

Все, что я переживала и думала, в конце концов складывалось в стихи.

Вот некоторые из них.

Потрясение.

У тоски четыре стены

И потолок низкий, как крыша.

Но из окна рассветы видны, Рассветы весенние,