Несколько минут спустя, всё ещё в поисках нарушительниц, мисс Ламли натолкнулась на Сару Вейбурн, свернувшуюся за дверцей на круговой лестнице, ведущей к башне. Гувернантка подумала, что та плачет, но чтобы разглядеть её лицо было слишком темно. Когда они оказались на площадке освещённой висячей лампой, девочка походила на полуголодного бездомного котёнка.
— Что случилось, Сара? Ты плохо себя чувствуешь?
— Всё в порядке. Пожалуйста, уходите.
— Люди не сидят в темноте на холодных камнях перед чаем, если только они не умалишенные, — сказала мисс Ламли.
— Я не хочу чая. Я ничего не хочу.
Гувернантка вздохнула.
— Повезло тебе! Хотела бы я сказать то же самое.
«Этот несчастный, плаксивый ребёнок, — подумала она. — Этот ужасный дом…» и решила той же ночью написать брату, чтобы он подыскал ей другое место. «Не школу-интернат. Говорю тебе, Рэдж, я больше не вынесу…». Она едва не закричала, когда звон колокольчика к чаю разнёсся внизу по пустынным комнатам. Его также услышали резвящиеся в гостиной мыши и разбежались под обтянутые тканью диваны и стулья.
— Ты слышала колокольчик, Сара? Ты не можешь спуститься к чаю вот так, вся в паутине. Если ты не голодна, лучше иди ложись.
Это была та самая комната, в которой Сара раньше жила с Мирандой — самая желанная комната в колледже: с длинными окнами, выходящими в сад и занавесками с розовым узором. По особому распоряжению миссис Эпплъярд, со дня пикника здесь ничего не изменилось. Прелестные нежные платья Миранды всё ещё висели аккуратными рядами в кедровом шкафу, от которого малышка Сара неизменно отводила глаза. Теннисная ракетка Миранды, всё ещё стояла прислонённой к стене, точно так же как её оставляла владелица, раскрасневшаяся и сияющая, прибегающая по лестнице летним вечером после игры с Мэрион. Заветная фотография Миранды в овальной серебряной оправе на каминной полке, комод, всё ещё переполненный её валентинками, туалетный столик с хрустальной вазочкой, в которой Сара всегда оставляла цветок. Часто, притворившись спящей, она лежала и смотрела как Миранда расчёсывает свои блестящие волосы при свете свечи.
— Сара, ты ещё не спишь? Непослушный ты, котёнок, — улыбалась она в чёрное озеро зеркала.
Иногда Миранда пела, особым, известным только Саре, глухим голосом необыкновенные песенки о своей семейке: любимой лошади, какаду брата.
— Однажды, Сара, ты поедешь на станцию вместе со мной и увидишь мою смешную семейку своими глазами. Ты бы хотела этого, котёнок?
О, Миранда, Миранда… Милая Миранда, где же ты?
Наконец, на безмолвный неспящий дом опустилась ночь. В южном крыле Том и Минни, обнявшись, шептали друг другу слова любви. Миссис Эпплъярд в бигуди металась по комнате. Дора Ламли посасывала мятные леденцы и писала нескончаемые письма брату в своей возбуждённой голове. Сёстры из Новой Зеландии, забравшись в одну постель и прижавшись друг к другу, напряженно и испуганно ожидали приближающегося землетрясения. В комнате Мадмуазель ещё горел свет: крепкая доза Расина при свете одинокой свечи никак не справлялась с обязанностью снотворного. Малышка Сара также не спала, вперившись в жуткую тьму.
Вскоре на освещённые тусклым светом луны крыши взобрались поссумы. С визгами и кряхтением они бесстыдно плелись вокруг приземистого основания башни, чернея на фоне бледного неба.
Читатель, взглянувший на события со дня пикника с высоты птичьего полёта, должно быть отметит насколько разные люди из внешнего окружения тем или иным образом оказались задействованными в этой истории: миссис Валанж, Рэдж Ламли, месье Луи Монпелье, Минни и Том, — все, чьи жизни были потревожены, порой насильно. Так, пусть в меньшем масштабе, с ними сопоставимы жизни бесчисленной мелкой живности: пауков, мышей, жуков, — с их испуганными отступлениями, попытками убежать и спрятаться в норах. В колледже Эпплъярд, среди ясного неба, с того мгновения как первые лучи солнца коснулись георгин утром в день Святого Валентина, и когда его обитательницы рано проснулись и начали невинный обмен открытками и любезностями, — всё и началось. И до си пор, вечера пятницы 13 марта это продолжалось: расширяясь, углубляясь и никак не заканчиваясь. На нижних склонах горы Маседон всё ширилось в более лёгких красках; на верхних склонах, где обитают жители «Лейк Вью», не зная об отведённых им радостях и печалях, свете и тьме, по обыкновению занимались своими делами, бессознательно вплетая и переплетая отдельные нити своих жизней в сложный гобелен одной общей.
Читать дальше