Джоан Линдсей - Пикник у Висячей скалы

— Ну что ж, Том, — начала общительная и всегда приветливая учительница рисования, когда они въехали на широкую дорогу, затенённую эвкалиптами. — Как поживает твоя возлюбленная?

— По правде говоря, мэм, мы с Минни собираемся уйти от мадам после Пасхи. Нам здесь больше не по себе, если вы понимаете, о чём я.

— Понимаю, Том. Жаль это слышать. Даже не представляешь, что судачат обо всём этом в городе, хотя я, лично, считаю, что эту историю лучше забыть.

— Вы правы, мэм, — согласился Том. — Всё равно мы с Минни до конца жизни будем помнить мисс Миранду и других бедняжек.

Когда экипаж повернул к воротам колледжа, учительница увидела на лужайке свою любимую ученицу Сару Вейбурн и энергично помахала ей зонтиком.

— Доброе утро, Сара! Спасибо, Том, но я предпочитаю нести чемодан сама. Иди сюда, дитя, я привезла тебе чудесную новую пастель из Мельбурна. Боюсь, она дороговата, но думаю её можно будет записать на твой счёт… Ты такая печальная сегодня.

Реакция миссис Валанж на грустную новость об отмене занятий Сары была показательной.

— Бросить уроки живописи? Глупость какая! Меня нисколько не волнует твоя оплата за обучение, учитывая, что ты единственная у кого есть к этому хоть немного способностей. Я сейчас же схожу к миссис Эпплъярд и скажу ей об этом. У нас как раз есть 10 минут перед уроком.

Беседа, происходящая за закрытыми дверями кабинета, не имеет необходимости воспроизводиться в деталях. В первый и последний раз две дамы стояли друг против друга и говорили начистоту. После нескольких взаимных любезностей между ними началась борьба — добродушная маленькая миссис Валанж обрушилась на директрису красочными обвинениями, подчёркнутыми опасно размахиваемым зонтиком; а миссис Эпплъярд, подрагивая от своего обычного спокойствия на публике, становилась всё более необъятной и наливалась пунцом. Наконец, дверь кабинета хлопнула и учительница рисования, моральный победитель, хотя и проигравшая по части профессиональной занятости, стояла со вздымающейся грудью в передней. Снова вызвали Тома, и миссис Валанж, сжимая зонтик и чемодан, со всё ещё завёрнутым в нём в ночную рубашку Цицероном, посадили в экипаж и в последний раз отвезли на станцию.

После недолгой непривычной тишины, во время которой миссис Валанж царапала что-то на клочке бумаги цветным мелком, Тому протянули полкроны и конверт, адресованный Саре Вейбурн, с указанием доставить как можно скорее без ведома миссис Эпплъярд. Том был чрезвычайно рад услужить. Он испытывал к миссис Валанж ту же слабость, что и она к Саре, и имел все намерения вручить письмо на следующее утро, когда ученицы после завтрака собирались на полчаса или час в саду. Однако, неожиданно директриса услала его по поручению, и мысль о письме совершенно вылетела у него из головы.

Несколько недель спустя, наткнувшись на смятое в задней части ящика письмо, которое при свече прочла ему Минни, они ещё полночи не могли уснуть. И хотя, как весьма разумно отметила Минни, зачем теперь травить этим душу? Учитывая обстоятельства, вряд ли стоить винить Тома в том, что письмо ещё не было доставлено.

Дорогое дитя, — писала она, — миссис А. мне всё рассказала — какой переполох на пустом месте! Хочу сказать, что ты можешь приехать в мой дом в восточном Мельбурне (адрес прилагается) и остаться насколько пожелаешь, если вдруг к страстной пятнице от твоего опекуна не будет вестей. Просто дай мне знать и тебя встретят на станции. Не волнуйся об уроках живописи и продолжай рисовать, когда выдастся свободная минутка, как это делал Леонардо да Винчи.

С любовью.

Твой друг, Генриетта Валанж.

Резкий уход миссис Валанж из колледжа усилил напряжение и смятение последних нескольких дней. Несмотря на строгие правила, по которым запрещалось говорить по двое или по трое без присутствия гувернантки, их удавалось обходить до наступления темноты путем передачи записок и других приспособлений для обмена новостями. Так, стало известно о произошедшей в кабинете директрисы сцене и о том, что Сара в чём-то провинилась. Сама Сара, как обычно, сообщить ничего не желала.

— Ползает, как устрица, — говорила про неё не слишком сильная в естествознании Эдит.

— Если у нас не появится молодой красивый учитель рисования, — говорила Бланш, — я, наверное, брошу живопись. Меня уже тошнит от цветного мела под ногтями.

Вошла Дора Ламли и засуетилась:

— Девочки, вы разве не слышали звонка к переодеванию? Идите наверх и получите отметку за разговоры в коридоре.