Рубаи Хайям - Сказание об Омаре Хайяме

-- Не знаю зачем, -- чистосердечно признался меджнун и, к своему удивлению, услышал:

-- И я не знаю зачем.

-- В таком случае где же истина, где правда? -- вопросил молодой человек.

Омар Хайям улыбнулся, поднес к губам чашу и сказал:

-- Истина на дне.

И выпил. И то же самое проделать посоветовал он Хусейну. И Ахмаду тоже. Хаким вроде бы отшутился. Так подумал меджнун. Однако это было совсем не так.

-- Вот, стало быть, дело какое, -- сказал Омар Хайям, -- живем мы с тобой считанные годы. И Эльпи тоже. Неужели же эти малые годы мы должны отравлять друг другу? А?.. Неужели, уважаемый Хусейн, не хочется тебе прожить эту жизнь красиво? Разве секрет, что мы обратимся в глину? Самое ужасное заключается в том -- прошу извинить меня за эти слова! -- что даже глаза милой Эльпи не избегнут этой участи. Когда проклятая смерть набьет ей землею рот. Причем безо всякой жалости...

Хаким подождал, чтобы убедиться в том, что слова его действительно произвели впечатление на меджнуна. Тот глядел в полную чашу и молчал. Слушал, не глядя на хакима, А за спиною его торчал недвижный Ахмад с пустою чашей в руке.

-- О аллах! -- негромко произнес Омар Хайям. Что же это полу- [А-017] чается? Дни жизни нашей строго отмерены в небесах, а мы грыземся, как голодные гиены в пустыне. Отравляем существование себе и другим. Я хотел, чтобы ты услышал сам то, что услышал. Из уст самой Эльпи. И чтобы не мучился ты больше. Чтобы не тревожилась и она.

Хусейн горько усмехнулся.

-- Ты молод, и ты будешь еще любим. Ты настоящий меджнун, и тебе повезет в жизни, И не раз.

Хусейн медленно встал, чтобы не пролить ни капли вина. Выпил всю чашу и разбил вдребезги, швырнув ее в угол. Вытер губы платком, злобно повел глазами, из которых впору было сверкнуть молнии, и четко выговорил:

-- Будь проклят ты с твоею любовью и твоим учением!

И стремглав выбежал. Совсем как бешеная собака. И откуда то издали донеслось:

-- Мы еще увидимся! Я, я...

Хаким пожал плечами, помял в пальцах кусочек свежего хлеба и поднял глаза на Ахмада.

-- Может, я был не прав, Ахмад? А?

Ахмад ничего не ответил.

7

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ,

О ЧЕМ ХАКИМ БЕСЕДОВАЛ

С ЭЛЬПИ

Вечер был тихий и нежный: вверху сверкала луна, за балконом стояли молчаливые кипарисы -- они были почти черные на фоне светло зеленого неба, -- пели высоким голосом цикады. Одним словом, такой вечер на руку влюбленным, он помогает высказать то, что не всегда может выразить язык в другое время суток, он возвышает душу и заставляет особенно биться сердце.

А что было бы, если бы вдруг не стало этой огромной луны? Если бы вдруг перестали петь цикады, а кипарисы поникли своими гордыми верхушками?..

Эльпи не представляет себе, что бы стало тогда, Однако бог, создавший все сущее, наверняка придумал бы еще что нибудь, чтобы влюбленным было хорошо.

Хаким укорил ее. Он сказал:

-- Разве не достаточно самой любви? Разве требуется ее расцвечивать как то по особенному? Настоящая любовь сама способна светиться, подобно солнцу. Свет луны может померкнуть перед нею.

Она посмотрела на него такими большими, большими глазами. Эта румийка с Кипра все-таки была удивительно хороша!

-- О чем ты думаешь? -- игриво спросила Эльпи,

-- В эту самую минуту?

-- В это самое мгновение!

Он колебался: ответить ли ей прямо? Ее тонкие пальцы лежали покойно на груди ее. Но не было в этом кокетливом положении рук и тени женской покорности. Одно сплошное лукавство, выраженное едва приметным дрожанием пальцев...

Потом он перевел взгляд на ее ноги, на ярко-красные с фиолетовым оттенком ногти. Не было изъяна в этих ножках, даже ступни, нежно розовые, были холеными, как у знатной хатун. Разве не эти ножки обратили на себя его внимание там, на рынке? Разве не их в первую очередь расхваливал ее хозяин -- грубый торговец невольниками из Багдада?

И он ответил Эльпи по справедливости откровенно. Он сказал:

-- Я подумал о великом соответствии твоих рук и ног. Красота их так необходима! Без нее женщина многое проигрывает.

-- А глаза? -- спросила Эльпи.

-- Глаза всегда привлекательны. В них просвечивает мягкая и нежная душа. Но признаться, гармоничные руки и ноги есть первейшая необходимая женская принадлежность.

Эльпи очень обиделась за женщин. Она переложила руки с груди на колени. А веки опустила книзу, и ресницы при этом мотнулись черными молниями. Румийка хорошо знала силу рук своих и чары ресниц своих.

-- Ты говоришь о женщине как о каком то неодушевленном предмете.