- Осмелюсь доложить, - вставил Петер, - так получается, когда хозяйничают недоучки; наука - яд, который в больших дозах излечивает, в малых же убивает.
- Ну-ну, поглядим, как там остальные! Это что за тоненькая связка?
И стал ее вытаскивать.
- Арендатора опаловой копи отчет. Заместо четырех тысяч аренды опалы вот шлет, которые у него же можно купить за тысячу.
- Ну а что ему, горемыке, делать-то? Жить тоже надо. Шестеро детей, говорят.
- Но из Галиции был тут купец, осмотрел копь; за двадцать тысяч берет в аренду, хоть сейчас.
- Что? Чтобы я чужаку, галичанину копь сдал? Да он хоть звездами мне плати! Пускай прежний остается. А те, другие бумаги?
- Лесничего талпадского.
- А, лес; лесу почет и уважение! Двенадцатый год слышу я про этот талпадский лес, и вот застигает нас намедни на охоте дождь. "Чепуха, говорю, у меня тут лес невдалеке, поскачемте туда и ливень переждем". Пустились во весь опор, никакого леса и в помине нет. "Где тут лес талпадский?" - спрашиваю в конце концов у вымокшего до нитки сторожа на кукурузнике. "А вот он!" - отвечает и на кривые березки указывает, торчит их там штук пятьдесят: будто метлы рядком в песок понатыканы. И это мой с такими затратами саженный талпадский лес! Надо человеку этому сказать, пускай еще метелок посадит, коли уж ему охота лесничим зваться.
- А это тарчинского мельника отчет. И он тоже все отрубями отчитывается.
- Оставьте вы его, у него женка красивая.
- Красивая, да непутевая.
На высокоморальное сие замечание барин Янчи почел нужным дать ответ философический.
- Непутевые женщины, они, дружище, необходимы. Ведь коли невоздержные мужчины есть, должны быть и невоздержные женщины: без них бы все на честных женщин и девушек зарились. Эти вещи вы уж мне предоставьте!
- Вы уж его высокородию предоставьте тарчинскую мельничиху! - ввернул стоящий сзади Падко.
- Ты опять?
- Я? Я молчу.
- Ну, конечно. Бубнит и бубнит над ухом. Как же при шуме таком отчеты проверять? Давайте, Петер, кончать, что ли, поскорее. Что там осталось еще?
- Даяния благотворительные и благоучредительные.
- Не будем даже и открывать, скажите только, выплачено или нет. Всех ли ожидателей мы удовлетворили?
- Никак нет. А-ский коллегиум годового содержания не получил.
- И не получит. Отчего на прошлые именины супликанта [сборщик пожертвований на школьные и церковные нужды] своего не прислали?
- А теперь, ежели пришлют, выдать им?
- Двойное, и за прошлый год тоже.
- Еще прошений куча целая и подписных листов.
- От кого?
- Вот тут обращение жертвовать на основание венгерской Академии наук.
- Ну, на это гроша не дам. Пока ученых не было, и страна горя не видала. Довольно и тех, что в коллегиуме обучаются.
- А вот лист подписной: на новую газету вносить.
- Газеты врать только умеют. Зачем мне кровь себе портить.
- Еще на строительство постоянного венгерского театра в Пеште.
- Играть им хочется, так пусть ко мне приезжают, здесь тебе и сцена и стол, живи, пока живется.
- О пополнении собраний национального музея еще.
- Мое собрание побогаче будет, чем у музея того, об заклад бьюсь. Мое бы и с венским поспорило, кабы не порастащили при куруцах...
Вот как подводился годовой баланс у венгерского вельможи.
Нерациональное хозяйствованье, нерадивые, самовольничающие слуги сильно уменьшали его доходы; изрядную долю поглощали и беспутное ветрогонство, пустое щеголянье да безвкусные забавы; на общие нужды жертвовалось, ежели только лесть воскурялась его имени. Вот тогда надевалась личина благодетеля, а из одного патриотизма да любви к ближнему рука не расщедривалась. И все-таки, несмотря на бессмысленное это транжирство, в кассе к концу года тысяч двести с лишком оставалось наличными, которые ни на что потратить не удавалось.
Прочие отчеты барин Янчи не стал и просматривать. Зачем? Сердиться, видя, что его надувают? Да разве денег не хватает? Или рядиться со всеми прикажете, с кого что причитается? Да пускай оно лучше у того и останется, кто прикарманил. Хозяйке, что ли, ретивой уподобляться, которая доискивается, не тратит ли ее кухарка на базаре меньше, чем сказывает?.. Скопидомство это все, недостойное дворянина.
- Завязывайте свои бумаги, почтеннейший!
И с пятого на десятое просмотренные ведомости водворены были за решетки фамильного архива, - никогда не видать им больше ни света дневного, ни чернильницы.
Сколько национальных институций, филантропических проектов, общественно полезных начинаний могло быть осуществлено на одни только крохи с накрытого набобова стола, - крохи, что с таким муравьиным тщанием собирало потом сызнова следующее поколение, дабы возвесть мало-помалу то, чего даже не начали предшественники!
Читать дальше