Мор Йокаи - Венгерский набоб

Барин Янчи только в усы посмеивался: алая троица не за горами, а с Мишкой чуть ли не вся золотая молодежь на "ты", и заботливые мамаши уже там и сям начинают осведомляться об имущественном положении славного молодого кавалера, отнюдь не пресекая его ухаживаний за своими дочками и по секрету даже сообщая близким приятельницам о таких его авансах, кон заставляют серьезные намерения подозревать.

Подобные секреты разбалтываются быстро, и у старика Карпати начались странные припадки: вдруг в серьезном самом собрании как пойдет хохотать при мысли, что сей балуемый всеми кавалер через несколько дней станет его гайдуком. Иной раз в постели даже сядет и ну смеяться, а однажды plena sessione [на пленарном заседании (лат.)], при полном стечении публики, как раз когда протокол оглашался, приметил, что все дамские лорнетки Мишкину статную фигуру отыскивают, и закатился неистовым хохотом - и был тут же оштрафован за нарушение порядка в двойном размере, ибо нипочем не мог остановиться.

Настал наконец самый забавный день: алая троица.

В роще за Дунаем устроил Карпати роскошное, богатое угощение, пригласив на него всех, кто хоть сколько-нибудь знал Мишку.

То-то будет потеха: многократного триумфатора как простого лакея представить обществу. Хоть именье целое сули, не отказался бы барин Янчи от этакой шутки.

Вот и три четверти четвертого пробило.

Задумано было, что троицын король еще раньше окажется в передней, но впустят его к барину только в это время.

- Что это еще за мода? - вскричал Мишка, когда его наконец пригласили, и бросился в кресло. - С каких это пор по десять минут в прихожей ждать заставляют человека?

У барина Янчи во рту была трубка, которую он только что набил.

- Слушай, Мишка, голубчик, - попросил он не без коварства, - встань-ка да трубку мне запали.

- Вон бумажка подле вас, скрутите да зажгите, сами дотянетесь.

Барин Янчи уставился на него.

Забыл, что ли, парень, какой день нынче? Ну, ничего, тем забавней будет, как узнает.

- А помнишь ли ты, братец, что алая троица у нас?

- Поп да календарник пусть помнят, а мне на что?

- Ай, ай, да ведь без четверти четыре срок царствованья твоего истек, сообрази-ка.

- Ну и что? - глазом не моргнув, спросил Мишка и шелковым платком принялся полировать старинные опаловые пуговицы на своей атилле.

- Как "ну и что"? - вскричал барин Янчи, начиная уже сердиться. - То, что ты с этой минуты не барин больше!

- А кто же я?

- Кто? Мужик ты, бетяр, шалопай, проходимец бессовестный; руку должен мне целовать, если я в гайдуки тебя еще приму, чтобы ты с голоду не подох или на виселицу не угодил!

- Ничего подобного, - возразил Мишка, крутя ус. - Я - помещик Михай Киш, владелец деревни Альмашфальва, которую вчера приобрел у Казмера Альмашфальви навечно за сто двадцать тысяч форинтов, причем с торгов самым что ни на есть законным порядком.

От изумленья барин Янчи чуть со стула не свалился.

- За сто двадцать тысяч! Да как же это ты и где такие деньги раздобыл?

- Честнейшим путем, - отвечал Мишка Киш с улыбкой, - на вечернем одром заседании в карты выиграл у своих приятелей дворян. Я и больше выиграл, да остальное на загородный дом пойдет, который в имении у себя хочу поставить, чтобы летом там жить.

Барину Янчи все стало ясно. На пожоньском собрании выигрывались-проигрывались суммы и покрупнее.

Одного только он не понимал.

- Но как ты дворянское-то имение купил? Ты же не дворянин.

- Тоже просто. Помните, не было меня две недели? Так я в Задунайщину ездил, распечатал там в одном комитате, что некто из Кишей, давно уехавший, ищет близких своих и, коли остались в этих местах Киши-дворяне, которые не забыли о родиче, переселившемся в Саболч, и готовы подтвердить его право на дворянскую грамоту, извольте, мол, явиться за получением тысячи форинтов к нижеподписавшемуся. За неделю пятьдесят девять Кишей припомнили свою саболчскую родню и грамот мне понанесли самых разнообразных, оставалось только герб подобрать покрасивей. Мы облобызались, генеалогию составили, я им тысячу, они меня своим признали, в комитате официально о том объявили, и я теперь дворянин; вот герб на перстне моем.

Проделка эта барину Янчи понравилась пуще его собственной, и он не только что не рассердился, а расцеловал даже хитреца, который всех обошел. Они-то думали, что играют только с ним, а он, на тебе, сам всех разыграл: всерьез занял место, предназначенное ему лишь шутки ради.

9. ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ