Все нашли это выдумкой поистине самобытной. Да и по глазам видать: свой, не мужик! Каждое движенье: как сел, как облокотился, шляпу в угол зашвырнув, - все эти задиристые замашки хорошее воспитанье обличают. Настоящий-то бетяр головы здесь не посмел бы поднять, а этот вон - со всеми запанибрата! Всем припомнилось вдруг, что сразу дворянина в нем признали, а некоторые определенно и раньше с ним где-то встречались - на обедах у губернатора или на статуциях [торжественное введение, вступление в должность]. Мишка тут же, конечно, и сам все это отлично припомнил и через минуту пил на брудершафт со всей честной компанией. Так привычно, просто стало ему, будто век с ними жил, даже сам удивился: как легко, однако, барское обхожденье усвоить.
Тут и кубок вкруговую пошел.
Мишка тотчас новую, неизвестную еще застольную затянул, которую компания разом подхватила, найдя много лучше прежней.
Расчувствовавшийся Фрици Калотаи подбежал к нему и обнял.
- Ну ты, не сопри у меня чего тем делом, эй! - сказал ему Мишка, каковое предостережение - не более чем непритязательный кабацкий экспромт, но в отношении Фрици весьма уместный - почтено было всеми за остроту капитальнейшую.
Часа не прошло, как Мишка сделался в общих глазах решительным героем: перепить его не мог никто, кубок опорожнял он всякий раз до самого дна, ставками бросался щедро, выигрывал, что называется, дуром и даже бровью не ведя, - так хладнокровно забирая деньги, точно дома их у него греби лопатой. Даже взаймы дал Калотаи, что уж равнозначно полному к ним пренебрежению, ибо Фрици долгов своих никогда не возвращал.
Головы от винного состязания почти у всех отяжелели, все перешли грань между легким хмельком и опьянением, - вкуса в вине уже никакого, одна дурнота да оскомина, которую смыть хочется, залить. Тут Банди Кутьфальви показывал обыкновенно старый свой фокус, который заключался в следующем: запрокинуть голову и влить в горло полный бокал, ни разу при этом не глотнув или, выражаясь профессионально, не "бульканув". Глотка для этого потребна, как известно, здоровая и привычная, так что из компании разве только одному-двоим и удавалось повторить фокус Банди.
- Это все ерунда, - заявил Мишка Киш, без малейшей натуги выполнив задачу. - Вы вот сделайте, как я! Попробуйте за песней бокал выпить, не переставая петь!
Тогда это было внове и давалось нелегко, поскольку гортань и кадык не должны дрогнуть, покуда проходит вино, а звук - прерваться.
И этот-то номер с неподражаемым искусством исполнил, к общему удивлению, Мишка Киш, передав бокал дальше, - повторить.
Все, конечно, осрамились. Каждая попытка оканчивалась только новым провалом: за питьем пение прерывалось, и неудачники со смехом указывали пальцами друг на друга.
Мишка еще раз показал, как надо.
- А ну, подай кубок! - вскричал наконец Банди и сам приступил к опыту.
Вначале все шло гладко, но капля, видно, попала не в то горло, удерживаемый воздух вырвался наружу, и изо всех отверстий, словно у всплывшего кита или из головы морского божества, венчающей фонтан, разом брызнуло вино.
Последовавшее придется описать подробней, тем паче что почитается такое забавой отменной, коей нельзя потом и нахвалиться.
Весь стол вскочил, надрываясь от хохота, меж тем как Банди кашлял, еле переводя дух, грозясь Мишке кулаком и выдавливая в промежутках: "Убью!" Наконец, отдышавшись, засучил рукава на толстых, мясистых лапах и взревел:
- Держись теперь! Пришибу! Всю бражку укокошу!
При такой угрозе все опрометью кинулись к дверям. Обычай его был слишком хорошо известен, в этакую минуту ему уж лучше не попадайся, а спасайся, как можешь: деру давай или наземь ложись. Банди, наподобие медведя, лежачих не трогал. Гайдуки и самого барина Янчи проворно потащили к выходу. У кого ноги заплетались, заползли кое-как под стол.
Один Мишка Киш не двинулся с места.
Кутьфальви был огромный, зверской силищи мужчина. Ему ничего не стоило трехпудовый мешок зубами через голову перебросить и талер пополам раскусить. Один останавливал он на скаку понесшую лошадь. Достоинства эти снискали ему такое уважение, что нужно было очень уж опьянеть, чтобы с ним связаться. Подобная дерзость кончалась обыкновенно тем, что звероподобный наш Бронт [один из трех циклопов] изрядно отделывал своего уступавшего силой и весом противника.
"Ой, Мишка, несдобровать тебе!" - ахали-охали все, видя, что он лицом к лицу остался с разозленным неудачей великаном, который, раскидывая стулья, с простертыми руками устремился к нему, чтобы смять, свалить, уложить одним ударом.
Читать дальше