Джеймс Клавелл - Сёгун (части 1-2)

Торанага отвел в сторону кимоно и набедренную повязку, Ябу сделал то же. Они вместе помочились и смешали свою мочу, следя, как она летит в садик под ними.

- Последний договор, который я скреплял таким образом, был с самим Тайко, - сказал Торанага, очень обрадованный тем, что опустошил свой мочевой пузырь. - Это было, когда он решил дать мне Кванто, Восемь Провинций в мое владение. Конечно, в это время враждебный ему Ходзе еще владел ими, так что сначала я должен был завоевать их. Там была последняя оставшаяся оппозиция. Я, конечно, также должен был отдать свои наследственные владения в Имагаве, Овари и Изу сразу же из уважения. Даже при этом я согласился, и мы помочились в честь этого договора. - Он удобно стоял ка парапете, широко расставив ноги, расправляя набедренную повязку, как если бы стоял у себя в саду, не возвышаясь, как орел, на такой высоте, - Это была хорошая сделка для нас обоих. Мы захватили Ходзе и отрубили пять тысяч голов в течение года. Уничтожили их и все их отродье. Может быть, вы и правы, Касиги Ябу-сан. Может быть, вы можете помочь мне, как я помог Тайко. Без меня Тайко никогда бы не стал Тайко.

- Я могу помочь вам стать единовластным регентом, Торанага-сама. Но не сегуном.

- Конечно. Это та единственная честь, к которой я не стремлюсь, как бы ни утверждали это мои враги, - Торанага спрыгнул на безопасное место на каменных ступенях. Он оглянулся назад на Ябу, который все еще стоял на узком парапете, поправляя свой пояс. Ему до боли хотелось дать ему пинка за его высокомерие. Вместо этого он сел и громко выпустил ветры. - Вот так-то лучше. Как твой мочевой пузырь. Железный Кулак?

- Измучен, господин, очень измучен. - Старик отошел в сторону и с благодарностью опорожнил мочевой пузырь через зубчатую стену, но не там, где стояли Торанага и Ябу. Он был очень рад, что не скрепил договор с Ябу тоже. "Этим договором я никогда не буду гордиться. Никогда".

- Ябу-сан, все это должно держаться в секрете. Я думаю, вам следует уехать в течение двух-трех дней, - сказал Торанага.

- Да. С ружьями и чужеземцем, Торанага-сама?

- Да. Вы поедете морем, - Торанага посмотрел на Хиро-Мацу, Приготовьте галеру.

- Корабль готов. Ружья и порох все еще в трюмах, - ответил Хиро-Мацу, его лицо выражало неодобрение.

- Хорошо.

"Ты сделаешь это, - хотел крикнуть Ябу. - Ты получишь ружья, Анджин-сана, все. Ты получишь свои шесть месяцев. Торанага ни за что не начнет войну сразу. Даже если Ишидо убьет его через несколько дней, ты все равно получишь все. О, Будда, сохрани Торанагу, пока я не выйду в море. "

- Спасибо, - сказал он, его искренность была неподдельна, - Вы никогда не имели более верного союзника. Когда Ябу ушел, Хиро-Мацу повернулся к Торанаге.

- Это плохой план. Мне стыдно за этот ваш договор. Я стыжусь, что с моим советом так мало считаются. Очевидно, я перестал быть вам полезен и очень устал. Это маленькое надутое дерьмо, этот дайме знает, что он обращается с вами как с марионеткой. У него даже хватило наглости носить меч Мурасамы в вашем присутствии.

- Я заметил, - сказал Торанага.

- Я думаю, боги заколдовали вас, господин. Вы открыто допускаете такое оскорбление и позволяете Ишидо позорить вас перед всеми нами. Вы препятствуете мне и всем нам защищать вас. Вы отказываете моей внучке, жене самурая, в чести и спокойной смерти. Вы потеряли власть над Советом, ваши враги командуют вами, и вы скрепляете мочой важный договор, самый позорный из всех, о которых я когда-либо слышал, и делаете это с человеком, который замешан в бесчестье, отравлении и измене, как до этого его отец. - Хиро-Мацу трясло от гнева. Торанага не отвечал, просто спокойно смотрел на него, как будто он ничего не говорил. - Клянусь всеми ками, живыми и мертвыми, вы околдованы. - Хиро-Мацу взорвался: - Я спрашиваю вас - и кричу, и оскорбляю вас, а вы только смотрите на меня! Или вы, или я сошли с ума. Я прошу разрешения совершить сеппуку или, если вы не позволите, я обрею себе голову и стану монахом - все, что угодно, только позвольте мне уйти.

- Вы ничего такого не сделаете. Но пошлете за чужеземным священником, Тсукку-саном.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Отец Алвито спустился с холма во главе своей обычной свиты новообращенных монахов-иезуитов. Все они были одеты как буддийские священники, если не считать повешенных на поясе четок и распятия. Новообращенных было сорок человек, все законнорожденные сыновья самураев-христиан, это были студенты семинарии, которые сопровождали его в Осаку. Юноши были на хороших лошадях под чепраками и вели себя дисциплинированно, как свита любого дайме.