Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

- Боже мой, это правда вы?

- Ну, конечно, я.

- Мы давно уже считаем вас мертвым. - Ван-Некк подошел и потрогал Блэксорна, чтобы удостовериться, что он не во сне. - Боже мой, ты услышал мои молитвы! Кормчий, что с вами случилось, оттуда вы взялись? Чудеса! Это и правда вы?

- Да, да. Теперь, пожалуйста, заправь свой гульфик и давай зайдем в дом, - ответил Блэксорн, чувствуя себя самураем.

- Что? Ох! Ох, извините, я... - Ван-Некк поспешно привел себя в порядок, по щекам его побежали слезы. - О Боже, кормчий.... Я думал, это джин опять вытворяет со мной свои шуточки. Пойдемте, но дайте мне сначала сказать им про вас, а?

Покачиваясь, он зашагал в дом - хмель от радости сразу улетучился. Блэксорн шел за ним. Ван-Некк оставил ему дверь открытой, потом закричал, перекрывая хриплое пение: "Ребята! Посмотрите, кого привел нам рождественский Дед Мороз! " Он хлопнул дверью, закрывая ее за Блэксорном, чтобы усилить эффект. Мгновенно наступило молчание...

Блэксорну потребовалось несколько мгновений, чтобы зрение привыкло к свету. Смрад в комнате чуть не вызвал у него обморока. Он увидел, что все в изумлении уставились на него, как будто он какое-нибудь дьявольское отродье. Потом удивление прошло и на него обрушились крики радости, приветствия, все его тискали, хлопали по спине, и все говорили почти разом:

- Кормчий, откуда вы?

- Вьпей-ка!

- Боже, разве такое может быть?..

- Черт-те что, я так рад вас видеть!

- А мы вас мертвым считали...

- Брось, у нас все нормально... ну, в основном-то!

- Убери стул, гад-сама, кормчему - самый лучший!

- Эй, грогу! Ну-ка, давай быстро, черт возьми! Мои проклятые глаза сейчас лопнут, если я не пожму ему руку! Наконец Винк завопил:

- Погодите, ребята! Вы мешаете ему что-нибудь сказать! Стул кормчему и выпить, ради Бога! Да я думаю, он к тому же и самураем был...

Кто-то протянул ему деревянный кубок, Блэксорн сел на расшатанный стул, все подняли бокалы, и на него опять посыпались вопросы... Блэксорн огляделся. Комната, освещенная несколькими свечами и масляными лампами, была заставлена скамьями и грубо сколоченными стульями и столами. На грязном полу - огромный бочонок с саке. На одном из столов - грязные тарелки с полупрожаренным мясом, усеянным мухами. Шесть неопрятно одетых женщин стояли на коленях на полу, они поклонились и опять откинулись к стене. Его команда, сияя, ждала, когда он начнет рассказ: повар Сонк, Джохан Винк, помощник боцмана и главный артиллерист, Саламон, юнга Круук, парусный мастер Джинсель, Баккус Ван-Некк, главный купец и казначей, и, наконец, Жан Ропер, еще один купец, сидевший, как всегда, в сторонке все с той же улыбкой на худом, строгом лице.

- Где адмирал? - спросил Блэксорн.

- Умер, кормчий, умер, - ответили все шесть голосов, перекрикивая друг друга, - ничего нельзя было понять, пока Блэксорн не поднял руку:

- Баккус, говори ты!

- Он умер, кормчий. Даже не вылез из этого погреба. Помните, он болел? После того, ну, когда увели вас, той ночью, - мы слышали, как он задыхался в темноте. Так, ребята? - Хор голосов ответил утвердительно, и Ван-Некк добавил: - Я сидел рядом с ним, кормчий. Он пытался найти воду, но ничего не было... Он задыхался и стонал не знаю сколько времени - мы все были до смерти напуганы, но в конце концов он задохнулся, потом наступила смерть. Это было ужасно, кормчий...

Жан Ропер добавил:

- Да уж, скверней некуда. Видно, наказание Божье. Блэксорн по очереди всмотрелся в лица.

- Кто-нибудь подошел х нему? Попытался помочь?

- Нет, нет, ох нет! - Это простонал Ван-Некк. - Он просто хрипел. Его оставили в яме вместе еще с одним, японцем, - вы помните его? Тот, который пытался утопиться в параше... Потом господин Оми приказал им принести Спилбергена и они сожгли его. А тог несчастный так и остался внизу. Господин Оми просто дал ему нож, тог вспорол себе живот, и его чертовы кишки расползлись по всему погребу... Вы помните его, кормчий?

- А что с Маетсуккером?

- Лучше ты расскажи, Винк.

- Малыш с крысиным лицом сгнил, кормчий... - начал Винк; остальные тоже закричали, передавая подробности и пересказывая события; крик стоял до тех пор, пока Винк не заревел:

- Баккус попросил меня рассказать, так дайте же мне, ради Бога! Потом все расскажете по очереди! Голоса стихли, и Сонк сказал ободряюще:

- Расскажи ты, Винк.

- Кормчий, у него начала гнить рука. Он порезал ее в той схватке помнете эту драку, когда вас утащили? Боже мой, кажется, это было так давно! Вот тут у него и стала гноиться рука. Я пустил ему кровь ва следующий день, потом еще через день, а после она стала чернеть. Я предложил вскрыть рану или вообще отнять руку - говорил сто раз, мы все ему говорили, но он не слушался. На пятый день рана стала ужасно пахнуть. Мы держали его силой, а я срезал ему большую часть того, что уже гнило, но получилось неудачно. Я знал, что плохо, но кое-кто считал, что попробовать стоило. Несколько раз приходил этот негодяи, желтокожий доктор, но он ничего не смог сделать. Крысеныш протянул еще день или два, но нагноение зашло слишком глубоко и он начал буйствовать в бреду. Перед концом нам даже пришлось его связать.