Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

- Да, но все равно я был бы очень рад положить свои мечи и просить мира у Будды для себя и тех, кого я убил.

Он некоторое время всматривался в темноту ночи, тяжко ощущая свой возраст, потом снова посмотрел на нее. Ему было очень приятно смотреть на нее, приятней, чем на любую другую женщину из тех, кого он знал.

- Что?

- Ничего, Марико-сан. Я вспомнил, как первый раз увидел вас.

Это было в то время, когда Хиро-Мацу тайком заложил душу Городе, чтобы получить эту маленькую изящную девушку в жены сыну, тому самому сыну, который зарубил свою собственную мать, единственную женщину, которую когда-либо по-настоящему любил Хиро-Мацу.

"Почему я добивался для него Марико? Потому что я хотел досадить Тайко, который тоже хотел ее. Досадить противнику и ничего более. А была ли неверна мне моя наложница? - спрашивал себя старик, тревожа старую рану, - О, Боже, когда я гляну тебе в лицо, я потребую у тебя ответ и на этот вопрос. Я хочу знать, да или нет; Я требую правды! Я думаю, это ложь, но Бунтаро сказал, что она была наедине с этим мужчиной в комнате, с распущенными волосами, развязанным кимоно, это было задолго до того, как мне вернуться. Это могла быть и ложь, не правда ли? Или правда, да? Это должна быть правда - конечно, мой сын не отрубил бы голову своей матери, если бы не был уверен? "

Марико смотрела на морщины, покрывающие лицо Хиро-Мацу, его кожа натянулась, местами шелушилась от возраста. Она чувствовала былую силу его рук и плеч.

"О чем вы думаете? - хотела спросить она, ей нравился этот человек: Вы все-таки видите меня насквозь? Вы теперь знаете обо мне и Анджин-сане? Вы знаете, что я прямо трепещу от любви к нему? Что когда мне надо будет выбирать между ним, вами и Торанагой, я выберу его? "

Хиро-Мацу стоял у бойницы и смотрел на город под ним, его пальцы поглаживали ножны и рукоятку меча, он совсем забыл о ней. Хиро-Мацу задумался о Торанаге и о том, что с негодованием сказал ему несколько дней назад Затаки, с негодованием, которое он разделял.

- Да, конечно, я хочу завоевать Кванто и вывесить мое знамя на стенах замка в Эдо и сделать его своим. Я никогда не хотел этого раньше, но теперь хочу, - сказал ему Затаки. - Но таким путем? В этом нет никакого благородства! Никаких почестей не достанется ни моему брату, ни вам, ни мне! Никому! Кроме Ишидо, а этот крестьянин не заслуживает этого.

- Тогда поддержите господина Торанагу. С вашей помощью Тора...

- Зачем? Тогда мой брат станет сегуном и уберет наследника?

- Он сто раз говорил, что поддерживает наследника. Я считаю, это так и есть. И у нас будет вождем Миновара, а не выскочка-крестьянин и ведьма Ошиба, не так ли? Эти глупцы будут править страной восемь лет, пока Яэмон не достигнет совершеннолетия, если умрет Торанага. Почему не дать господину Торанаге восемь лет, он - Миновара! Он тысячу раз говорил, что передаст власть Яэмону. Где у тебя мозги, в заднице? Торанага не враг тебе или Яэмону!

- Миновара не станет на колени перед этим крестьянином! Ссал он на его честь и честь всех нас. Вашу и мою!

Они ругались, проклинали друг друга и, будучи одни, чуть не подрались.

- Ну, давай, - издевался он над Затаки, - вытаскивай свой меч, предатель! Ты предал своего брата, главу рода!

- Я глава своего собственного рода. У нас одна мать, а не отец. Отец Торанаги с позором прогнал мою мать. Я не буду помогать Торанаге, но если он отречется и вспорет себе живот, я поддержу Судару...

"Нет необходимости делать это, - сказал себе Хиро-Мацу, все еще разъяренный, - Не стоит делать этого, пока я еще живой, или смиренно представать перед Советом регентов. Я главнокомандующий. Мой долг защищать честь и дом моего господина, даже от него самого. Так что я теперь решил: Послушайте, господин, пожалуйста, извините меня, но на этот раз я ослушаюсь. На этот раз я обману вас. Сейчас я хочу объединиться с вашим сыном и наследником, господином Сударой, и его женой, госпожой Дзендзико, и вместе мы объявим "Малиновое небо", как только прекратятся дожди, и начнем войну. И до тех пор, пока не умрет последний человек в Кванто, сражаясь с врагом, я буду надежно охранять вас в замке Эдо, что бы вы ни говорили, чего бы это ни стоило".

Дзеко была в восторге, оказавшись опять дома в Мисиме среди своих девушек и гросбухов, счетов, полученных долговых расписок и заемных писем.

- Вы хорошо поработали, - сказала она своему главному бухгалтеру.

Сморщенный маленький человечек благодарно откланялся и захромал домой. Она же угрожающе повернулась к своему главному повару: