Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

- Очень жаль потерять брата, ужасно, что появится еще один отверженный, как бы велико ни было это преступление. Мне следовало быть более терпеливым. Это моя ошибка.

- Где он сейчас?

-- Не знаю, господин.

Торанага окликнул часового:

- Сходите за этим отступником-христианином и приведите его сюда завтра в полдень. - Самурай поклонился.

- Я прошу вашей милости, господин, - быстро сказал Алвито, имея в виду этот случай. Но он знал, что чтобы он ни сказал, это не заставит Торанагу отступить от уже выбранного решения. Он опять пожалел, что Общество не имело здесь свой мирской орган, могущий арестовывать и наказывать отступников, как везде во всем мире. Он неоднократно рекомендовал его создать, но каждый раз это предложение отклонялось и здесь, в Японии, и в Риме главой Ордена. "Все-таки без своей собственной действующей в миру организации, - устало подумал он, - мы никогда не сможем поддерживать настоящей дисциплины ни среди братьев по Ордену, ни среди паствы".

- Почему в вашем Обществе нет посвященных в духовный сан, Тсукку-сан?

- Потому, господин, что среди новообращенных еще нет достаточно хорошо подготовленных. Например, абсолютно необходимо знание латыни, так как наши братья, согласно требованиям Ордена, в любое время могут быть отправлены в поездку в любую точку земли, а латынь, к сожалению, очень трудно выучить. Пока еще никто не подготовлен.

Алвито верил в это всем сердцем. Он также твердо противостоял иезуитскому духовенству, считающему, что надо посвящать в сан японцев, вопреки мнению отца-ревизора.

- Ваше высочество, - говорил он каждый раз, - я прошу вас простить меня, не обманывайтесь их скромным и благопристойным видом. Это все невероятные характеры, и в конце концов все равно победит их гордость и их японская природа. Они никогда не будут настоящими слугами общества или надежными солдатами Его Святейшества, наместника Бога на земле, послушного ему одному. Никогда.

Алвито мельком взглянул на Блэксорна, потом снова на Торанагу, который сказал:

- Но два или три из них, этих учащихся на священников, говорят по-латыни и по-португальски, не так ли? Этот человек сказал правду? Почему их не утвердили священниками?

- Извините, но епископ нашего Ордена не считает их достаточно подготовленными. Может быть, трагическое падение Джозефа и является таким примером.

- Плохо нарушать такую важную клятву, - сказал Торанага. Он вспомнил тот год, когда эти трое уплыли из Нагасаки на Черном Корабле, чтобы быть представленными при дворе испанского короля и дворе главного священника христиан, тот год, когда был убит Города. Они уехали наивными молодыми новообращенными христианами и вернулись точно такими же ограниченными и почти так же плохо информированными, как в момент отъезда.

- Глупая трата, - подумал Торанага, - потеря невероятных перспектив, от которых отказался Города, хотя возникали такие значительные преимущества.

- Нет, Тора-сан, нам нужно христиан противопоставить буддистам, - говорил Города, - многие буддистские священники и монахи - солдаты, не так ли? Большинство их. А христиане нет, так? Пусть этот длинный священник возьмет с собой трех юношей, которых сам выберет, они ведь все с Кюсю, эти заблудшие души? Я говорю вам, что мы должны поддержать христиан. Не надоедайте мне со своими долгосрочными планами, но сожгите все буддистские монастыри, какие сможете. Буддисты только мухи на падали, а христиане всего лишь мешок ни с чем.

"Теперь уже нет, - подумал Торанага с растущим возмущением, - теперь они шершни".

- Да, - сказал он вслух, - очень плохо не сдерживать клятвы, кричать и нарушать покой гостиницы.

- Пожалуйста, извините меня, господин, и простите за то, что я докучаю вам своими проблемами. Спасибо, что вы меня выслушали, как всегда, ваше участие помогает мне лучше себя почувствовать. Можно, я поздороваюсь с кормчим?

Торанага согласился.

- Я должен поздравить вас, кормчий, - сказал Алвито по-португальски, ваши мечи очень идут вам.

- Благодарю вас, отец, я учусь ими пользоваться, - ответил Блэксорн. Но, сожалею, что еще не очень хорошо ими владею. Я больше привык к пистолетам, абордажным саблям или пушкам, если уж приходится воевать.

- Я молюсь о том, чтобы вам не пришлось больше никогда сражаться, кормчий, и чтобы ваши глаза открылись для бесконечного милосердия божьего.

- Мои открыты, ваши затуманены.

- Ради спасения вашей собственной души, кормчий, откройте ваши глаза и ум. Возможно, что вы ошибаетесь. Но даже и в этом случае я благодарю вас за спасение жизни господина Торанаги.