Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

- Что вы скажете в свое оправдание? - бросил он своему японскому помощнику, который в униженной позе, накинув капюшон, стоял перед ним на коленях. Остальные братья стояли полукругом, заняв всю маленькую комнату.

- Пожалуйста, простите меня, отец. Я согрешил, - заикаясь, произнес несчастный, - пожалуйста, простите...

- Я повторяю: это всемогущий Бог в своей мудрости прощает, не я. Вы совершили смертельный грех. Вы нарушили вашу святую клятву. Понятно?

Ответ был едва слышен:

- Извините, святой отец... - Мужчина был щуплый и болезненный. После крещения его звали Джозефом, ему было тридцать лет. Его товарищи, все братья Общества, были в возрасте от восемнадцати до сорока лет. У всех были выбриты тонзуры, все они были благородного самурайского происхождения из провинций острова Кюсю, все хорошо подготовлены к сану священника, хотя никто из них еще не был посвящен в духовный сан.

- Я исповедался, отец, - сказал брат Джозеф, склонив голову.

- Вы думаете, этого достаточно? - отец Алвито нетерпеливо отвернулся от него и подошел к окну. Комната была самой обыкновенной, маты в хорошем состоянии, бумажные стенки-седзи требовали ремонта. Гостиница была старая, третьего класса, но лучшая из того, что можно было найти в Ёкосе, остальное все было занято самураями. Он выглянул в сад, слыша, как далекий голос Кику перекрывает шум реки. Пока куртизанка не кончила петь, он был уверен, что Торанага не пришлет за ним. "Грязная шлюха", - сказал он почти себе самому, вопиющий диссонанс японского пения раздражал его больше обычного, увеличивая его гнев на отступника Джозефа.

- Послушайте, братья, - сказал Алвито остальным, повернувшись к ним. Мы все осуждаем брата Джозефа, который вчера вечером в этом городе пошел к проститутке, нарушив святую клятву воздержания, нарушив свою святую клятву послушания, оскорбив свою святую душу, свое положение иезуита, свое место в церкви и все, что стоит за этим. Перед Богом я спрашиваю каждого из вас: совершал ли кто-нибудь из вас подобное?

Все замотали головами.

- Вы когда-нибудь совершали подобное?

- Нет, отец.

- Вы грешник! Перед Богом, вы признаете, что согрешили?

- Да, отец, я уже ис...

- Отвечайте мне перед Богом, это в первый раз?

- Нет, это было не впервые, - сказал Джозеф, - я... я был с другой четыре ночи назад - в Мисиме.

- Но... но вчера вы читали мессу! А как же ваша исповедь вчера и позавчера и еще... вы не признались. Вчера вы читали мессу! Ради Бога, скажите, вы приняли причастие, не исповедовавшись, полностью осознавая свой смертельный грех?

Брат Джозеф был серым от стыда. Он был с иезуитами с восьми лет.

- Это было... это было первый раз, отец. Только четыре дня назад. Я был безгрешен всю свою жизнь. Меня соблазняли - и, Святая Мадонна, прости меня, на этот раз я не устоял. Мне тридцать лет. Я мужчина... мы все мужчины. Пожалуйста, господин, отец Иисус прощал грешников, почему вы не можете простить меня? Мы все мужчины...

- Мы все священники!

- Мы не настоящие священники! Мы не исповедуем - мы даже не посвящены! Мы не настоящие иезуиты. Мы не можем дать четвертый обет, как вы, отец, уныло сказал Джозеф, - другие ордены посвящают своих братьев, но только не иезуиты. Почему бы не...

- Придержите ваш язык!

- Я не буду, - вспыхнул Джозеф. - Пожалуйста, извините меня, отец, но почему бы не посвятить нескольких из нас? - Он указал на одного из братьев, высокого, круглолицего человека, который спокойно наблюдал за происходящим, - Почему бы не посвятить брата Михаила? Он обучается у вас с двенадцати лет, сейчас ему тридцать шесть, и он настоящий христианин, почти священник. Он обратил в нашу веру тысячу человек, но все еще не посвящен, хотя...

- Ради Бога, вы будете...

- Ради Бога, ответьте мне, отец, почему никто из нас не посвящен. Кто-нибудь должен осмелиться спросить вас! - Джозеф вскочил. - Я готовился шестнадцать лет, брат Маттео - двадцать три, Джулиус еще больше - мы тратим все свои жизни - бесчисленные годы. Мы знаем молитвы, службы, псалмы лучше, чем вы, а Михаил и я даже и говорим на латыни и порту...

- Прекратите!

- Португальском, и мы читаем большую часть проповедей и ведем дебаты с буддистами и всеми остальными язычниками и принимаем в нашу веру больше всех остальных. Мы это делаем! Во имя Бога и Мадонны, чем мы плохи? Почему мы недостаточно хороши для иезуитов? Только потому, что мы не португальцы или испанцы или потому, что не такие круглоглазые и волосатые? Скажите ради Бога, отец, почему в иезуиты не посвящают японцев?