Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем - проза поэта

— Комментарий В. Лапшина: «Юрий Поликарпович не понял или не захотел понять моего замысла. Научно-фантастический ширпотреб я использовал намеренно, чтобы показать пошлость „достижений“ европейской технической мысли. Банальный лубок потребовался для именно иностранного взгляда. Хотя изба и стеклянная, но со стороны в неё можно и не заглянуть: стекло, скажем, мутное, рифлёное и т. д. Стихотворение было опубликовано в „Нашем современнике“. Спорить с Кузнецовым я не стал.»

— Комментарий В. Лапшина: «В начале 1992 года, после денежной реформы мне пришлось думать о своём будущем. Позакрывались редакции национальных культур СССР, переводить стало нечего. Прекратилось и рецензирование рукописей для издательства „Современник“. Я хотел было идти в сторожа, но появилась вакансия в районной галичской газете. И тут пришло соблазнительное письмо от Кузнецова.»

«От Абая мне пришлось отказаться, несмотря на то, что из Алма-Аты пришло официальное предложение-просьба. Если бы я взялся за Абая, то потерял бы место в редакции…»

— Комментарий В. Лапшина: «Следующее письмо Юрия Поликарповича начинается снова с упоминания об Абае…»

— Комментарий В. Лапшина: «В оригинале описка — 1976 г.»

— Комментарий В. Лапшина (см. также комментарий к предыдущему письму): «В Москву наведался галичский литературовед Роман Андреевич Семёнов, член СП РФ; ему Кузнецов и отдал Афанасьева.»

— Имеется в виду «Литературная Россия».

«…К сожалению, на юбилей поехать я не смог. Накануне был некий юбилей в Галиче, и я на нём переусердствовал. Сообщил об этом Кузнецову, и он меня поэтому простил; ну, дескать, тогда другое дело…» (см. следующее письмо).

— Комментарий В. Лапшина:

«Последнее письмо ко мне Юрий Поликарпович написал 6 мая 2003 года.

Звонил я Кузнецову единственный раз. Его не было дома, трубку взяла одна из дочерей. Я спросил, дома ли отец, затем попросил передать мой вопрос: получил ли он мою рукопись для Перми? Вот и весь „дурацкий“ звонок Что сказали о моём звонке у него дома — загадка.

В Перми должна была выйти миниатюрная книжка моих стихов. Кузнецов такую книжку издал до этого.

„Галичский сосед“ — Юрий Иванович Балакин, трижды печатавшийся в „Нашем современнике“.»

«Летом 2003 года Юрий Поликарпович прислал мне газету, где дано было большое с ним интервью, которое брал у него, кажется, В. Бондаренко. Прислал газету без записки даже. В интервью речь шла о поэмах, посвящённых Христу, и о том, что о них все молчат. Я долго тянул с ответом, так как отношение моё к поэмам неоднозначное…… Когда надумал написать письмо, было уже поздно: поэта не стало.

Чем я „снизил уровень наших отношений“ — понятия не имею. „Друзей клевета ядовитая“?»

— Комментарий Виктора Лапшина:

«В 1990 году нападки на Кузнецова в демпрессе усилились. В частности, выступила против него Юлия Друнина в „Книжном обозрении“. Мою краткую ей отповедь там же, однако, напечатали. Письмо Кузнецову написал мой друг, художник-экслибрист Виктор Иванович Кунташев, ныне покойный. Кузнецов ответил ему…».

— Письмо дочери Ане в Евпаторию, где она отдыхала летом. Ане Кузнецовой на тот момент было 12 лет, а Кате, которая упоминается в письме, — всего 3 годика.

— Комментарий Мамеда Исмаила: «Не будучи любителем больших мероприятий, Ю. Кузнецов всё же по моей просьбе в 1981 году приезжал на 840-летний юбилей великого азербайджанского поэта Низами Гянджеви. Эта поездка способствовала рождению двух, связанных с Азербайджаном, значительных стихотворений. …„Тень Низами“ и „Неразрываемое кольцо“. История возникновения этих стихов и письма ко мне Ю. Кузнецова, свидетельствуют о том, что оба стихотворения были написаны под впечатлением от его поездки в Азербайджан…».

— Комментарий Мамеда Исмаила: «Кузнецов, наверное, больше всех переживал распад бывшею Советского Союза, ибо эти события предопределили начало тех бед, которые выпали на долю любимой им больше жизни России. Может, по этой причине никто из близких мне московских поэтов, кроме Юрия Кузнецова, не поддержал нас в нагорно-карабахских событиях, ибо он лучше других знал, что значит рубить по живому, чем чревата опасность для Отечества. Он стоял за правду и потому занял не сторону армян-христиан, а тюрок-мусульман. Юрий посылал мне свою книгу с его переводами „Пересаженные цветы“, где были и мои стихи. В автографе к книге были такие слова: „Мамеду Исмаилу на полное содружество от русского поэта“. Не довольствуясь этим, он написал короткое письмецо…».