Густав Майринк - Белый Доминик

Да, да, во мне снова проснулись воспоминания: сегодня ночью я видел ее во сне. Она стояла у моей кровати и смеялась от счастья. " Я иду к тебе, мой мальчик! Река услышала мою просьбу... Не забудь свое обещание, не забудь свое обещание! " - говорит она. Все слова отдаются во мне эхом.

"Не забудь свое обещание, не забудь свое обещание! " - повторяют непрерывно мои губы, как бы пытаясь разбудить мозг к пониманию тайного смысла этой фразы.

Беспокойство овладевает моим телом. Как-будто оно ждет от меня какого-то приказа, который я должен ему дать.

Я пытаюсь собраться с мыслями, но мой мозг омертвел. "Я иду к тебе. Река услышала мою просьбу! " Что же это значит? Что же это значит?

Я должен сдержать свое обещание? Какое обещание я давал ей? Внезапно как будто кто-то встряхнул меня: это же обещание, которое я дал Офелии во время нашей лодочной прогулки! Теперь я знаю: я должен спуститься к реке! Я перепрыгиваю через четыре-пять ступенек за раз, мои руки скользят по перилам. В дикой спешке я одолеваю один лестничный пролет за дру- гим.

Вдруг я снова оживаю; мои мысли бешено скачут. "Это- го не может быть, - говорю я себе, - это всего лишь безумный сон! "

Я хочу остановиться и повернуть назад, но тело мое рвется вперед.

Я бегу по узкому проходу к воде. На берегу лежит лодка.

Два каких-то человека стоят рядом.

"Как долго плывет бревно из столицы до нашего горо- да? " - хочу я их спросить.

Я стою перед ними и смотрю на них. Они удивленно ус- тавились на меня, но я не могу произнести ни слова, потому что в глубине моего сердца звучит голос Офелии:

"Разве ты сам не знаешь лучше всех остальных, когда я приду? Разве я заставляла тебя когда-нибудь ждать, мой мальчик? "

И тут во мне появляется уверенность, твердая, как скала и ясная, как солнце, развеивающая все сомнения, как будто сама природа во мне ожила и кричит мне:

"Сегодня ночью, в одиннадцать часов! "

Одиннадцать! Этого часа я с таким нетерпением ждал каждый вечер когда-то.

Как и в тот раз, лунный свет отражается в реке. Я сижу на садовой скамейке, но теперь я больше не жду, как раньше, потому что теперь я слился с потоком самого вре- мени. Зачем мне теперь желать, чтобы оно шло быстрее или мед- леннее!

В Тайной Книге Чудесного написано: последняя просьба Офелии должна быть исполнена! Эта мысль настолько потрясает меня, что все, что произошло смерть Офелии, ее письмо, моя скорбь, трагическая просьба похоронить ее труп, страшная пус- тыня жизни, которая лежит передо мной - все это меркнет перед нею!

Мне кажется, что мириады звезд там, наверху - это глаза всезнающего архангела, который бдительно наблюдает сверху за мной и за ней. Близость какой-то бесконечной силы пронизывает меня. В руках этой силы все вещи лишь живые ин- струменты! Дуновение ветра касается меня и я чувствую, как он говорит мне: спускайся к берегу и отвяжи лодку!

Никакие мысли не сковывают более мои действия. Я как будто вплетен в окружающую природу и прекрасно понимаю ее та- инственный шепот.

Медленно я гребу к середине реки.

Сейчас она появится!

Какое-то светлое пятно приближается ко мне. Белое застывшее лицо с закрытыми глазами виднеется на гладкой по- верхности воды, как отражение в зеркале.

Затем я достаю из воды умершую и кладу ее в свою лодку.

Глубоко в мягком чистом песке перед нашей любимой скамейкой на ложе из ароматных цветков акации кладу я ее и укрываю зелеными ветвями.

Лопату я утопил в реке.

IX

О Д И Н О Ч Е С Т В О

Я думал, что уже на следующий день весть о смерти Офелии станет известной в нашем городе и распространится, как лесной пожар. Но проходили неделя за неделей, и ничто не менялось.

Наконец я понял: Офелия ушла из жизни не сказав об этом никому кроме меня.

Я был единственным живым существом на земле, которому бы- ло известно о ее смерти.

Меня наполняла какая-то странная смесь неописуемого оди- ночества и ощущения внутреннего богатства, которым я ни с кем не мог поделиться.

Все люди вокруг меня, и даже мой отец, казались вырезан- ными из бумаги фигурками: как будто они вообще не имели ника- кого отношения к моему бытию и являлись лишь декорациями.

Когда я часами сидел на скамейке в саду, согретый посто- янной близостью Офелии, я грезил и представлял: здесь, у мо- их ног, спит ее тело, которое я так горячо любил! И при этом меня охватывало глубокое удивление оттого, что я не ощущал никакой боли.

Как тонка и верна была ее интуиция, когда во время нашей лодочной прогулки она просила похоронить себя здесь и никому не выдавать это место.