Чарлз Метьюрин - Мельмот скиталец

непорочной девы Марии и даже к пролитой крови и к мукам Иисуса

Христа, перемежая все эти призывы лицемерным самоуничижением. Комната

заполнилась слугами, сбежавшимися на крики. Мою мать, которая все еще

продолжала кричать от ужаса, увели прочь. Отца, который очень ее

любил, мое вызывающее поведение привело в бешенство - он выхватил

тесак. Когда он стал приближаться ко мне, я вдруг засмеялся таким

смехом, от которого кровь в нем похолодела. Я растопырил руки и,

выставив грудь вперед, вскричал:

- Разите! Это будет достойным завершением монастырского

произвола: он начался с насилия над человеческой природой, а

кончается детоубийством. Разите! Пусть ваш удар принесет торжество и

славу церкви и умножит заслуги его преподобия духовника. Вы уже

принесли ей в жертву своего Исава, своего первенца, пусть же второй

жертвой вашей станет теперь Иаков! {23}

Отец подался назад и в ужасе от моего перекошенного от гнева и

волнения лица, которое судорожно подергивалось, вскричал:

- Дьявол! - и, отойдя в другой угол комнаты, смотрел на меня,

содрогаясь от ужаса.

- А кто сделал меня им? Он, тот, кто развивал во мне все дурные

качества, чтобы использовать их в своих собственных целях; из-за того

только, что братские чувства вызвали во мне порыв великодушия, он уже

готов представить меня сумасшедшим или довести до безумия для того,

чтобы достичь своей цели. Папенька, я вижу - все родственные чувства,

все законы человеческой природы попраны этим хитрым и бессовестным

священнослужителем. Это из-за него брата моего подвергли пожизненному

заточению, это из-за него само рождение наше стало проклятием для

нашей матери и для вас. Что принесло нам его вторжение в нашу семью и

роковое влияние, которое он в ней приобрел, кроме раздора и бедствий?

Вы только что направили на меня острие вашего тесака, так скажите

кто, природа или монах, вооружил отца против сына, единственным

преступлением которого было то, что он заступился за родного брата?

Прогоните же этого человека; от его присутствия черствеют наши

сердца! Давайте поговорим с вами хотя бы несколько минут как отец с

сыном и, если я не смирюсь тогда перед вами, оттолкните меня от себя

навсегда. Отец, ради всего святого, поглядите, сколь велико различие

между этим человеком и мной. Мы оба стоим на пороге вашего сердца,

так рассудите же нас. В душе его громоздится образ эгоистической

власти, ничего не выражающий и сухой, но освященный церковью; а в

моем обращении к вам говорит голос крови, и он не может не быть

искренним, хотя бы потому, что, повинуясь ему, я пренебрегаю моими

личными интересами. Он хочет одного - иссушить вашу душу, а мне

хочется ее растрогать. Идут ли его речи от сердца? Пролил ли он хоть

одну слезу? Сказал ли хоть одно искреннее слово? Он обращается к

богу, а я могу обращаться только к вам. Сама ярость моя, которую вы

справедливо осуждаете, не только оправдывает меня, но и достойна

похвалы. Тому, кто ставит дело, за которое он борется, выше всех

личных выгод, нет нужды доказывать, что заступничество его искренне.

- Ты только усугубляешь свою вину тем, что хочешь переложить ее

на другого; ты всегда был вспыльчивым, непокорным, строптивым.

- Да, но кто сделал меня таким? Спросите у него самого.

Разберитесь в этой позорной комедии, где двоедушием своим он заставил

меня играть такую роль.

- Если ты хочешь выказать покорность, докажи это прежде всего

тем, что обещаешь никогда больше не терзать меня напоминанием об

этом. Участь твоего брата решена - обещай мне никогда больше не

произносить его имени и...

- Никогда! Никогда! - вскричал я, - никогда не стану я

насиловать свою совесть подобным обетом, и надо быть человеком

совершенно бесстыдным и отверженным небесами, чтобы предлагать мне

такое.

Произнося эти слова, я все же опустился на колени перед отцом,

но он от меня отвернулся. В отчаянье я обратился к духовнику.

- Если вы истинный служитель небес, то докажите, что вы

действительно посланы ими: водворите мир в смятенной семье, помирите

отца моего с его обоими сыновьями. Вам достаточно произнести для

этого одно слово, вы знаете, что это в вашей власти, но вы не станете

этого делать. Мой несчастный брат не оказался таким непреклонным к

вашим настояниям, но разве справедливость их может сравниться с