Патрик Модиано - Утраченный мир

- Может, там есть письма, - сухо сказала мне Кармен. - Проверь... Тебе, наверно, интересно...

Она принуждала себя шутить - может быть, у этих ворот она испугалась, как бы эта поездка не принесла беды. Но Юрель уже открыл ящик своим ключом.

- Писем нет, мадам.

Потом он развязал цепь и сапогом толкнул одну из створок. Перед нами оказалась аллея, заросшая колючим кустарником и сорной травой.

- Вы думаете, мы сможем пройти? - спросила Кармен.

- Само собой, мадам.

Он прокладывал нам путь через кустарник и высокую траву. Иногда след аллеи терялся в зеленых дебрях, которые обступали нас троих. Но все же мы кое-как продвигались вперед по этому девственному лесу, и метров через десять аллея возникала снова. Наконец мы пришли к огромному зданию с фахверковыми стенами, в двух крыльях которого размещались конюшни. Центральную его часть венчала колоколенка с часами, стрелки которых навеки застыли на половине шестого.

- Вы не забыли про ключи?

- Нет, мадам.

Юрель пытался открыть деревянную дверь в центральной части здания, но она не поддавалась. Ключ застрял в замке.

- Открыть не удастся, мадам. Все заржавело. Но если хотите, я могу высадить дверь.

- Жаль ваших усилий.

- Ничего, ничего, мадам.

Он отбежал и со всего маху толкнул плечом дверь - она дрогнула.

- Видите, мадам... А замок уже никуда не годится.

Мы с Кармен вошли в дом. На пороге этого просторного помещения с обшитыми панелями стенами у меня перехватило дыхание от запаха плесени. Кармен открыла ставни одного из окон, и при свете дня стал виден монументальный камин, где догнивало несколько поленьев. Слева на стене фотография в рамке. Кармен сняла ее и носовым платком обтерла пыль со стекла. Фотография жокея, внизу надпись: "Люсьену Блену, патрону. Сердечно Ф.Гобсон". Фред Гобсон - я это знал по рассказам Рокруа - был тот самый жокей, который после смерти Блена жил с Кармен и о котором в их кругу, теперь весьма поредевшем, говорили, что еще и при жизни мужа он "покрывал" "восхитительную мадам Люсьен Блен".

- Надо будет взять фотографию с собой, - с усталым видом сказала Кармен. - Это был друг...

На каминной полке лежала груда проспектов, похожих на театральные программки. Плотность глянцевитой бумаги уберегла их от разрушительного действия времени, хотя большинство обложек были в темных пятнах и мелких дырочках, словно изъедены насекомыми. Я выбрал проспект, сохранившийся лучше других. На обложке стояло:

КОННЫЙ ЗАВОД ВАРАВИЛЬ

1947

ЛЮСЬЕН БЛЕН

Кармен продолжала стирать с фотографии пыль носовым платком.

На первой странице проспекта было написано: "Месье Люсьен Блен". А над списком имен:

Жеребцы, родившиеся в 1947, - Foals [жеребята (англ.)]

Кобылицы, родившиеся в 1947, - Foals.

И на следующих страницах:

"Месье Люсьен Блен"

Жеребцы, родившиеся в 1946, - Yearlings [однолетки (англ.)]

Кобылицы, родившиеся в 1946, - Yearlings.

Всего их было штук сорок. Я долго хранил эту "программу" и от нечего делать на досуге учил наизусть имена лошадей: Ортолан, Мглистый, Кладезь Любви, Мальчуган, Розовый Принц, Скарамуш, Клодош, Сладкий Источник, Вихрь, Безумная Ночь, Перевал Арави, Папум, Араб, Герл, Подлиза, Персидская Фея, Стамбул, Мадемуазель де Сент-Лон, Норд, Испанец Билли... Мне хотелось, чтобы Юрель рассказал мне поподробней о каждой из них. Ведь он их знал. Но я так и не решился попросить его об этом.

Кармен, как видно, сделала слишком резкое движение - стекло на фотографии разбилось. Она положила рамку на пол.

- Ничего не поделаешь. Пусть остается здесь.

Она порезала стеклом указательный палец, показалось немного крови.

Я сказал ей, что жалко бросать здесь фотографию. И по кусочкам извлек осколки стекла, а потом осторожно вынул фотографию из рамки. Но едва я протянул ее Кармен, она ее разорвала. Это было не слишком любезно по отношению к Фреду Гобсону.

Мы вышли, она закрыла за собой дверь и оперлась на балюстраду веранды.

- Ты хотел бы жить здесь? Я поговорю с Рокруа, нельзя ли сделать ремонт...

Перед нами простирался заброшенный парк, непроходимый, как девственный лес. Он постепенно все ближе придвигался к дому, чтобы его поглотить. На веранду уже вторглись трава и мох, почерневшие двери конюшен покрывала густая листва, словно внутри проросли деревья. Тщетно я вглядывался в заросли, - я никак не мог обнаружить начало той аллеи, по которой мы только что прошли.

- Я так и не захотела продать эту часть завода... В память Люсьена и Фреда...

Стало быть, этот Фред Гобсон тоже умер?