Патрик Модиано - Дора Брюдер

Восемь лет назад, листая старую газету «Пари-Суар» от 31 декабря 1941 года, я наткнулся на третьей странице на рубрику «Вчера и сегодня». В самом низу я прочел:

Разыскивается девушка, Дора Брюдер, 15 лет, рост 1 м 55 см, лицо овальное, глаза серо-карие, одета в серое спортивное пальто, бордовый свитер, темно-синюю юбку и такого же цвета шапку, коричневые спортивные ботинки. Любые сведения просьба сообщить супругам Брюдер, Париж, бульвар Орнано, 41.

Бульвар Орнано… Этот район был мне издавна знаком. В детстве я ездил с матерью на Блошиный рынок в Сент-Уан. Мы выходили из автобуса у заставы Клиньянкур, а иногда у мэрии XVIII округа. Было это по субботам или воскресеньям, после обеда. Зимой на тротуаре перед длинным зданием Клиньянкурской казармы прямо в потоке прохожих стоял фотоаппарат на треноге, и толстый фотограф с шишковатым носом и в круглых очках предлагал «фото на память». Летом он располагался на сходнях в Довиле, перед баром «Солей». Там желающие находились. Но здесь, у заставы Клиньянкур, мало кто из прохожих хотел сфотографироваться. На нем было поношенное пальто, один ботинок прохудился.

Я помню бульвар Барбес и бульвар Орнано, совершенно безлюдные, солнечным воскресным днем в мае 1958 года. На всех перекрестках стояли группы жандармов — в связи с алжирскими событиями.

Бывал я в этом районе и зимой 1965 года. Моя тогдашняя подруга жила на улице Шампьонне. Номер телефона Орнано 49–20.

К тому времени воскресный поток прохожих, спешивших мимо казармы, наверно, уже унес толстого фотографа, но я ни разу не подошел посмотреть, там ли он. А кто, собственно, жил в этой казарме? От кого-то я слышал, что там располагались колониальные войска.

Январь 1965 года. На перекрестке бульвара Орнано и улицы Шампьонне смеркалось около шести. Я был никем, я растворялся в этих сумерках, в этих улочках.

Кафе в самом конце бульвара Орнано, последнее по четной стороне, называлось «Верс-Тужур» — «Наливаю всегда». Левее, на углу бульвара Нея, было еще одно кафе, с музыкальным автоматом. На перекрестке Орнано Шампьонне аптека и два кафе, и одно, самое старое, на углу улицы Дюэсм.

Сколько же я провел времени в ожидании в этих кафе… Рано утром, еще затемно. Под вечер, в сумерках. Совсем поздно, когда уже закрывали…

Каждое воскресенье вечером на улице Шампьонне, у детского сада, стояла черная спортивная машина — кажется, «ягуар». Сзади на ней была табличка: «И.В.» Инвалид войны. Такая машина в этом квартале — как-то странно. Я все думал: интересно, как выглядит ее владелец?

После девяти часов вечера бульвар пустел. Как сейчас помню свет станции метро «Симплон», а почти напротив светился вход в кино — Орнано, 43. На предыдущий дом, под номером 41, я никогда не обращал внимания, а ведь ходил мимо месяц за месяцем, не один год. С 1965-го по 1968-й. Любые сведения просьба сообщить супругам Брюдер, Париж, бульвар Орнано, 41.

Вчера и сегодня. Я оглядываюсь на прошедшие годы, но они смешиваются в моем сознании, и одна зима накладывается на другую. Зима 1965 года и зима 1942-го.

В 1965-м я ничего не знал о Доре Брюдер. Но сегодня, тридцать лет спустя, мне кажется, что те долгие ожидания в кафе на перекрестке Орнано, те прогулки пешком, всегда по одному и тому же маршруту — я шел по улице Мон-Сени, возвращаясь в гостиницу на Монмартре, в гостиницу «Рома», например, или в «Альсина», или в «Террас» на улице Клиньянкур, — и сохранившиеся у меня мимолетные воспоминания: весенняя ночь и чьи-то громкие голоса под деревьями в сквере Клиньянкур, и снова зима, но теперь я иду обратно, к «Симплон» и бульвару Орнано, — все эхо было не случайно. Быть может, еще сам того ясно не сознавая, я шел по следу Доры Брюдер и ее родителей. Я уже видел их, как водяной знак, проступающий сквозь изображение.

Я пытаюсь нащупать ниточки в самом отдаленном прошлом. Мне было лет двенадцать, когда я ездил с матерью на Блошиный рынок к заставе Клиньянкур; там был еврей из Польши, он продавал чемоданы, справа, в начале одной из аллей между лавками, то ли на рынке Малик, то ли Вернезон… Дорогие чемоданы, обычные, кожаные, и из крокодиловой кожи, и чемоданы из вареного картона, и саквояжи, и дорожные сундуки с наклейками трансатлантических компаний — все они громоздились друг на друга. Его лавка помещалась прямо под открытым небом. В уголке рта у него всегда торчал окурок, а однажды он и меня угостил сигаретой.

Иногда я ходил в кино на бульваре Орнано. В «Клиньянкур-палас», в самом конце бульвара, рядом с «Верс-тужур». И на Орнано, 43.