Андрэ Моруа: Открытое письмо молодому человеку о науке жить

В совсем иной, не такой опасной сфере, сфере искусств, вас тоже ждет борьба со словами. Во всякую эпоху в литературе существовали непримиримые тече-ния: древние и новые, классики и романтики. Однако по своего рода всеобщему молчаливому уговору никто никогда не оспаривал у великих авторов всех времен из законное место. Гюго почитал Гомера, Рабле, Монтеня, Корнеля. Сегодня вам твердят, что старые формы обветшали, что новая живопись возвещает конец вся-кой живописи, что традиционным архитектурным формам нет места в современных городах, что новый роман провозглашает гибель романа, что писать рас-сказ с сюжетом -- преступление, что благодаря эротиз-му отпала нужда в описании чувств... Слова, слова.

Опасность нашего времени не в том, что на земле живет кучка безнравственных людей, авантюристов, бандитов и разбойников. Эти отбросы общества суще-ствовали всегда; случалось даже, что из низов выходи-ли великие люди. Особая опасность нашего времени в том, что ныне писатели искренне уверены, что, оправ-дывая аморализм, мягкотелость, закон джунглей и без-образное искусство, поступают мужественно. Меж тем ничего героического тут нет; это самый пошлый кон-формизм. Опасность, по словам одного из ваших ро-весников, состоит в том, что "вместо философского учения нам предлагают заклинания, вместо литератур-ной школы -- правила пунктуации, вместо религиоз-ного возрождения -- аббатов-психоаналитиков, вмес-то мистики -абсурд, вместо счастья -- комфорт".

(589)

Другая опасность -- в том, что публика утратила спо-собность воспринимать произведения искусства. В XVII веке любители искусства и литературы имели вкус, и он редко изменял им. Они восхищались Верса-лем, хотя, возможно, и не были способны оценить красоту готического собора или античной статуэтки. Из произведений Мольера мы знаем, что среди них встречались Вадиусы и Триссотены*, которые, совсем как их потомки, расхваливали глупость. Но все-таки людей XVII века было трудно и даже невозможно за-ставить восхищаться нагромождением случайных и бессмысленных слов или потеками краски, в горячеч-ном бреду выплеснутой художником на полотно.

В мире творятся немыслимые безумства. В англий-ских газетах сообщалось о концерте тишины, который дал однажды некий безвестный пианист. Шумная рек-лама сделала свое дело -- в день концерта зал был полон. Виртуоз тишины садится за рояль и играет, но поскольку все струны сняты, не раздается ни единого звука. Люди в зале косятся друг на друга. Каждый ждет, что сделает сосед, и в результате вся аудитория сидит затаив дыхание. После двух часов гробовой ти-шины концерт оканчивается. Пианист встает и кланя-ется. Его провожают бурными аплодисментами. На следующий день виртуоз тишины рассказывает эту ис-торию по телевизору и в заключение признается: "Я хотел посмотреть, как далеко простирается человечес-кая глупость; она безгранична".

Я бы сказал, не столько глупость, сколько слабость. Слушатели понимали, что ничего не слышат, но боя-лись показаться старомодными. "Публике так часто давали пощечины, -- говорит Жан Кокто, -- что те-перь, аплодируя, она сама бьет себя по щекам". Я называю снобами людей, которые притворно восхища-ются тем, чего в действительности не любят и не по-нимают. Снобизм -- это порок. Вам предстоит пусть не изжить его окончательно (это невозможно), но хотя бы по мере сил бороться с ним и его пагубными пос-ледствиями.

Поймите меня правильно. Я вовсе не противник новых форм в искусстве. Всякое потрясение полезно,

(590)

оно пробуждает от спячки. Потрясение -- неотъемле-мая часть произведения искусства. То, что одна эпоха считает непонятным, для следующей эпохи становится общим местом. Импрессионистов осмеивали, хулили, они долгое время прозябали в нищете; сегодня их по-лотна -- гордость музеев. Жюль Леметр насмехался над Верленом и Малларме; Сент-БJв видел в Бодлере хо-рошо воспитанного и со вкусом одетого молодого че-ловека, которому не стоит писать стихи*. Вчерашние отверженные порой становятся мэтрами. Экстрава-гантному сюрреализму мы обязаны чудесным Араго-ном. Мишель Бютор", Натали Саррот', Роб-Грийе*, Клод Симон*, Клод Мориак*, каковы бы ни были их теории, весьма талантливы. Я прошу вас только о двух вещах: не презирайте мастеров прошлого; если слава их дошла до нашего времени, значит, они это заслужи-ли. Отстаивайте новые формы только в том случае, если они вам действительно нравятся. Не стоит ориен-тироваться на общественное мнение. Это не маяк, а блуждающие огни. Слушайтесь своего вкуса, уважая в первую очередь тех авторов, которыми до вас восхища-лись бесчисленные поколения людей.