Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Ах, кавалер, будь плут я продувной,

Коль этот длинный нос не сизо-голубой.

Этими стихами я насмешил всю гостиную, когда у меня спросили мое мнение.

Кстати сказать, cara diva [божественная (ит.)], это близкая подруга госпожи Карро. С тех пор я не видел ее. Должен признать, что у нее прелестный ум".

Чужестранке редко сообщалась правда, но Бальзак и Каролина, каждый в своем кругу, весьма решительно утверждали, что за время их путешествия, длившегося двадцать шесть дней, они не стали любовниками. Быть может, эта "сципионова воздержанность", как говорит Бальзак, объяснялась недомоганием мнимого Марселя. Как бы то ни было, они остались приятелями и весело вспоминали о своей поездке.

"Помните наши очаровательные завтраки в нижней столовой, где огромные, широко открытые окна выходили на балкон, уставленный цветами?.. Яркое солнце Италии играло на наших приборах, на прекрасно сервированном столе. Все кушанья уже были приготовлены и поданы заранее, для того чтобы слуги не мешали нам. Превосходная рыба, смоквы, итальянское белое винцо, такое легкое, приятное, великолепные фрукты..."

Бальзак действительно жил на широкую ногу в роскошной гостинице и пользовался вниманием высшего пьемонтского общества. Он заранее принял меры к тому, чтобы с ним обращались как с важной особой, привез рекомендательные письма от графа Аппоньи, австрийского посла в Париже, и от маркиза Бриньоля, посланника Сардинии. В Турине граф Федерико Склопи ди Салерано, весьма образованный человек, почувствовал к нему большую симпатию и через свою мать ввел его в самые приятные салоны. Таким образом Бальзак познакомился с маркизой Сен-Тома, со знаменитым аббатом Гадзера, известным археологом [аббат Константино Гадзера (1779-1859) - библиограф, археолог и литературный критик (прим.авт.)]; с маркизой Бароль, урожденной Кольбер, которая дала приют Сильвио Пеллико, когда он вышел из казематов Шпильберга; познакомился он также с графиней Сансеверино, урожденной Порчиа, - словом, с очень многими образованными, весьма изысканными и приятными людьми. Бальзак попросил графиню Сансеверино сообщить ему несколько итальянских бранных слов XVI века для его рассказа "Тайна Руджери".

Что касается Каролины, то, вопреки опровержениям Бальзака, Турин принял ее за Жорж Санд, и она пользовалась почетом. В прощальном письме графа Склопи Бальзаку говорится о ней: "Прошу вас, не позабудьте, пожалуйста, передать от меня привет вашему прелестному спутнику. Мужской пол не посмел бы строго потребовать его в свой стан, боясь потерять его в другом лагере".

Бальзак ответил:

"Что касается моего спутника, то он посылает вам тысячу поклонов... Эта прелестная, умная и добродетельная женщина... воспользовалась возможностью удрать на двадцать дней от домашних неприятностей и положилась на меня, веря, что я нерушимо буду хранить ее тайну... Она знает, что я люблю другую, и видит в этом чувстве самую верную гарантию..."

Однажды вечером Марсель-Каролина сбросила свой сюртук и появилась у маркизы Сен-Тома "в восхитительном женском наряде, простом, элегантном и вполне парижском". Она имела полный успех. "Все на ней было изящно, вплоть до маленькой шляпки "бебе", которую тогда носили". Серьезный и благочестивый Сильвио Пеллико провел весь вечер подле Каролины.

Однако Бальзак не терял из виду цели этой поездки, то есть наследства графа Гидобони-Висконти, который финансировал столь приятное путешествие. Склопи свел его со стряпчим Луиджи Колла, ученым-юристом и большим любителем ботаники. "У него был сад в Риволи, где он выращивал редкие растения, посвящая садоводству каждое мгновение, которое мог похитить у суровых обязанностей судейского чиновника", - писал Анри Приор. Колла пригласил Бальзака посмотреть его теплицы. Госпожа Марбути, одетая в мужской костюм, сопровождала писателя. Исследователи справедливо полагают, что это посещение использовано Бальзаком для одной из сцен "Музея древностей", в которой герцогиня де Мофриньез в костюме "светского льва", с хлыстом в руке, прогуливается со старым судьей Блонде "среди милых его сердцу цветов, кактусов и пеларгоний". В нужную минуту романисту вспомнилась картина, которую ему понадобилось нарисовать.

Луиджи Колла и его сын Арнольдо, тоже стряпчий, приложили немало усилий, чтобы претензии Гидобони-Висконти восторжествовали. Дело оказалось сложным, у графа был единоутробный брат (Лоран Константен) и несовершеннолетний племянник, родившийся от брака его покойной сестры Массимиллы с бароном Франческо Гальванья. Бальзак еще долго вел переписку с отцом и сыном Колла, которые усердно боролись с медлительностью пьемонтского судопроизводства. Чета Гидобони-Висконти выбрала деятельного посредника. Бальзак с удовольствием продлил бы свое пребывание в прелестном городе Турине, но все же Склопи получил от него рассудительную и грустную записку: "Двадцать дней - срок волшебства хрустальной туфельки Золушки - истекли. Марселю пора снова надеть диадему женщины и расстаться с хлыстом студента..." Возвратившись в Париж через озеро Лаго-Маджоре и Женеву, он в письме поблагодарил своих итальянских друзей.